По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири

Мы могли проскочить, а могли потерпеть неудачу. Однако теперь у нас было существенное преимущество: нарты были гораздо легче, чем по пути на север, и мы могли попытаться перебросить их через тонкий лед так быстро, чтобы они, не задерживаясь на поверхности, только скользнули по ней. Во всяком случае, сложившаяся ситуация не показалась никому из нас необычной, никто не вздрогнул и ни у кого не участился пульс. Все было в порядке вещей, то, что мы делали, было частью нашей ежедневной работы.

Уходя из лагеря, где останавливались на обед, мы обратили внимание на внезапно образовавшиеся на юге литые черные грозные тучи, которые сулили разразиться бурей, но ветер улегся, и мы в тихую погоду при ярком солнечном свете после 18-часового перехода прибыли в следующий лагерь, где Марвин, делая замер в 700 саженей, потерял проволоку и ледорубы. Здесь мы находились приблизительно в 146 милях от суши.

Спускаясь от вершины холма Северного полюса, мы были в хорошей форме, и следующий сдвоенный переход, пришедшийся на 16–17 апреля, привел нас в одиннадцатый лагерь, к отметке 85°8' северной широты, что в 121 миле от мыса Колумбия. Во время этого перехода мы пересекли семь полыней и шли по следу, который не единожды прерывался. Все это удлинило наш путь и затянуло этот переход до 18 часов.

Суббота, 18 апреля, застала нас все еще спешащими по следу, проложенному Марвином и Бартлеттом. Они потеряли тогда основной след, но для нас это не имело большого значения, разве что сказалось на времени перехода. Идя по основному следу, мы могли бы делать более длительные переходы, так как вместо того чтобы строить для себя новые иглу, мы могли бы использовать для ночевки иглу, построенные по пути к полюсу. Это был еще один 18-часовой переход; начало его было спокойным и теплым, но что касается меня лично, то финиш был крайне неудачным. В течение дня моя одежда стала влажной от пота. Кроме того, наши длительные переходы и кратковременные перерывы на сон сбили нас с ежедневного ритма, вернув к дневным переходам, когда солнце светит в лицо и прямые солнечные лучи в сочетании с юго-западным ветром привели мою кожу в такое состояние, что лицо горело и сводило судорогой.

Испытывая ужасные мучения, я утешался лишь мыслью о том, что мы были уже менее, чем в сотне миль от земли. Я старался забыть о страданиях плоти, глядя на облака над землей, которые уже были видны из лагеря. Принять их за что-либо другое никак невозможно: они висят над сушей постоянно, а образуются при конденсации влаги земли в верхних слоях атмосферы. Мы знали, что, может быть, уже завтра мы сможем увидеть и самое землю. Кроме всего прочего, собаки снова выбились из сил. Три из них полностью выработались. Мы выдали собакам дополнительный паек и решили задержаться на этой стоянке, с одной стороны, из-за собак, а с другой – чтобы снова вернуться к ночным переходам, когда солнце светит в спину.

На следующем переходе в ночь с субботы на воскресенье, с 18-го на 19-е апреля, погода оставалась благоприятной, и мы продолжали идти, укладываясь в намеченный мною график. Более длительный сон предыдущей ночью помог восстановиться и нам, и собакам, и около часа дня мы с новыми силами вновь отправились в путь. В четверть третьего мы миновали иглу Бартлетта на северной стороне огромной полыньи, образовавшейся после нашего ухода на север. Переход через эту полынью занял чуть больше двух часов.

Около одиннадцати часов вечера нам удалось снова отыскать основной след, который проложила во время первых переходов еще партия первопроходцев во главе с Хэнсоном. Когда я, шагая впереди саней, обнаружил его и просигнализировал об этом своим спутникам, они чуть с ума не сошли от радости. Территория, по которой мы только что прошли, была в прошлое полнолуние открытым морем, и достаточно было хорошего ветра любого направления, кроме северного, чтобы она стала им снова; северный же ветер мог привести к образованию торосов, и поверхность полыньи стала бы напоминать хаотически торчащие в разных направлениях осколки стекла.

Читателю может показаться удивительным, что мы могли опознавать следы нашего передвижения на север на этих однообразных ледяных просторах, да еще отыскивали их на обратном пути. Но, как я уже говорил, мои эскимосы узнают, кто построил и даже, кто жил в иглу, руководствуясь тем же инстинктом, благодаря которому перелетные птицы узнают свои старые прошлогодние гнезда; и я так долго путешествовал по просторам Арктики и так долго жил вместе с этими детьми природы, наделенными необычайно тонким чувством местности, что у меня это чувство развилось почти так же хорошо, как и у них.

В полночь мы наткнулись на обломки нарт, которые Эгингва оставил по пути к полюсу, а в три часа утра 19-го апреля добрались до иглу, в которых ночевали Макмиллан и Гудселл на обратном пути. Мы одолели три авангардных перехода Хэнсона за пятнадцать с половиной часов.

В тот день одна из собак совершенно выбилась из сил, и пришлось ее пристрелить. Теперь у нас осталось 30 животных. В конце перехода вдали на юге показались очертания холмов Земли Гранта, что привело нас всех в крайнее возбуждение. Наверное, с таким же вожделением смотрят на берег долгожданной земли потерпевшие крушение мореплаватели.

За следующий день мы снова преодолели расстояние двух переходов. Выйдя во второй половине дня, мы дошли до шестого лагеря, вскипятили чайку, слегка перекусили и снова пустились в путь. Рано утром 20-го апреля мы достигли пятого лагеря.

До сих пор нас, оберегая от всех трудностей и опасностей, как будто прикрывал своими крыльями ангел. В то время, когда Бартлетт и Марвин, и, как я узнал позже, Боруп, застревали из-за разводий, нас ни одна полынья не задержала больше, чем на пару часов. Иногда лед был достаточно твердым, чтобы по нему можно было пройти; иногда мы делали небольшой крюк; иногда приходилось ждать, пока полынья закроется; иногда использовали небольшую льдину и переправлялись на ней, как на импровизированном пароме, но какой бы способ мы ни выбрали, нам удавалось обойтись без серьезных затруднений.

Казалось, что демон – страж полярной пустыни, наконец-то свергнут человеком, окончательно побежден и вышел из игры.

Однако, теперь мы входили в зловещую сферу влияния «Великой полыньи», и в пятом лагере от мыса Колумбия, или в первых иглу, построенных к северу от полыньи, я, проведя крайне беспокойную ночь, по ряду характерных симптомов сам себе поставил диагноз – ангина. Правда, за время последнего перехода мы сильно приблизились к материку, и это не могло не утешить меня в моих страданиях. Я знал, что через 3–4 дня, если, конечно, ничего нам не помешает, я снова почувствую землю под ногами. Несмотря на сильную боль в горле и бессонную ночь, эта светлая мысль принесла мне большое облегчение.

Теперь мы находились в непосредственной близости от «Великой полыньи», много дней продержавшей нас на пути к полюсу и чуть не стоившей жизни всем участникам экспедиции в 1906 году. Я предвидел сложности, поэтому переход 20–21 апреля только подтвердил мои опасения. Хотя «Великая полынья» была полностью покрыта льдом, мы установили, что Бартлетт на обратном пути потерял в этом месте первоначальный след и больше его не нашел. Поэтому весь остальной путь по льду мы вынуждены были держаться одиночного следа, который оставил Бартлетт вместо основного, хорошо накатанного. Мне грех было жаловаться. Почти весь обратный путь мы шли по накатанному следу и потеряли его только, когда до земли оставалось каких-то 50 миль.