Зеркальный вор - Мартин Сэй

Снова этот мост. Теперь, когда большинство лодок завершило погрузку-разгрузку и отбыло в сторону Террафермы, уже ничто не мешает осмотреть мост со стороны набережной. Солнечный свет, отражаясь от фасадов ближайших палаццо, придает белому известняку золотистый оттенок, как у обжаренных морских гребешков, а под высокой размашистой аркой змеятся и сверкают блики. Гривано пытается вообразить, что могло бы быть построено вместо этой красоты — какой-нибудь тяжеловесный псевдоримский мост-храм, описанный Чиотти, — и улыбается. Новый мост на удивление практичен и так удачно гармонирует со скрытыми ритмами и текстурой Риальто, что почти растворяется на его фоне.

«В городе, способном создавать такие чудеса архитектуры, — думает он, — вполне могут вершиться и другие великие дела».

Вопреки — или же благодаря — их очевидному опьянению, два найденных Анцоло гондольера действуют быстро и целеустремленно: они просовывают буковое весло в железные кольца денежного ларца Тристана и, как браконьеры убитого оленя, доставляют его на борт своей бателы. Затем они усаживают Гривано на скамью, ставят ларец у него в ногах и мощными гребками направляют лодку к каналу Каннареджо, распевая странноватую баркаролу о заколдованной девице, обреченной вечно ткать какое-то полотно. Вскоре они проплывают под мостом Шпилей — также недавней постройки и также однопролетным, хотя и поменьше моста Риальто, — а еще чуть погодя оказываются на открытом пространстве лагуны. Нос лодки поворачивает к северу, затем к востоку. Гривано дышит через платок и сгибается над ларцом всякий раз, когда лодку приподнимает и опускает особенно крутая волна.

Над водой разносится треск выстрела, и клубок белого дыма вырывается из сандоло прямо по курсу: там два охотника стреляют нырковых уток. Еще один дымок появляется вдали, у болотистого берега Сан-Кристофоро, а спустя секунду оттуда долетает и звук выстрела. По правому борту бригада горластых рабочих суетится вокруг баржи, сидящей на мели ввиду отлива. Они забивают сваи в вязкий ил, превращая мелководье в твердую почву и таким образом расширяя пределы города.

Батела вновь отклоняется к северу, нацеливаясь на устье канала Стеклоделов, — ориентиром служит облако печного дыма в той стороне небосвода. Гривано уже может разглядеть зеленую полоску на краю островного берега: это дубовая роща, где он сломал гортань Верцелину. Интересно, как местные жители среагировали на исчезновение зеркальщика? Много ли об этом говорят? Что предполагают? Но эти вопросы, возникнув мимоходом, не задерживают на себе его внимания, которое вновь переключается на город. Весла с размеренным плеском месят воду, серебристые ивы ближайших островков колышутся на фоне изящного шпиля-обелиска Сан-Франческо-делла-Виньи, и Гривано вдруг с пронзительной ясностью вспоминает свои ощущения тех минут, когда впервые увидел этот город. Два дня назад на причале близ Пьяцетты он пытался воссоздать эти ощущения, но вместо них возникали только зрительные образы — яркие, но лишенные жизни картинки. И сейчас ему удалось до них добраться лишь окольными путями, через воспоминание о более поздних временах, когда он с караваном молодого и любознательного визиря путешествовал по Царской дороге. Они тогда отклонились от основного маршрута, чтобы посетить руины Петры, древней столицы Набатейского царства к югу от Мертвого моря. Тогда, бродя между пустыми храмами, высеченными в розоватых отвесных скалах, он раз за разом возвращался мыслями к моменту, когда они с Жаворонком впервые увидели купола и башни, встающие прямо из воды, — сочетание, казалось бы, чуждых друг другу стихий и субстанций. Невообразимый город их предков, выплывающий им навстречу из легкой дымки…

Гондольеры причаливают к свободному месту у пирса рядом с еще одной бателой, сидящей в воде гораздо глубже, ибо она вровень с бортами загружена ольховой щепой. Пахучая свежая древесина выглядит ярко-оранжевой в лучах солнца. Пока гондольеры швартуются и вновь приспосабливают весло для переноски ларца, Гривано прыжком выбирается из лодки и быстро идет к магазину на набережной, дверь которого украшена стеклянным изображением сирены с рельефной женской грудью и когтистыми птичьими лапами. Полки магазина заставлены продукцией расположенной рядом стекольной мастерской: большие хрустальные кувшины в форме парусных кораблей, пузатые кубки для красного вина, графины столь тонкие и прозрачные, что разглядеть их можно только по филигранным узорам на боках, а также огромный выбор ваз, блюд и тарелок из халцедонового стекла всевозможных расцветок. Юная продавщица, стоя за прилавком, смиренно выслушивает речь полноватой женщины в элегантной накидке шафранового цвета. Когда Гривано появляется в дверях, обе поворачиваются и делают книксен. У той, что постарше, при виде докторской мантии на мгновение широко открываются глаза, а губы плотно сжимаются. Это жена Серены. Она знает, кто такой Гривано и зачем он сюда прибыл.

— Добрый день, — говорит Гривано. — Я ищу маэстро Серену.

Его резкий голос вызывает легкое мелодичное дребезжание бокалов на полках, которое не стихает еще несколько секунд. Ответ женщины звучит тихо, и стеклянная посуда на него не реагирует.

— Да, дотторе, — говорит она. — Здесь найдется не менее четырех человек, именуемых таким образом.

Гривано улыбается. Это хороший признак: женщина сразу поняла, кто именно ему нужен, но у нее хватило ума не выказать это при посторонних. Во время тайного отъезда из города проблем с ней не будет, — возможно, она даже окажется полезной. Так что Наркису нечего опасаться в этом плане.

— У меня дело к мастеру Боэцио Серене, — уточняет он. — Я доставил ему плату и хотел бы получить предмет, который он для меня изготовил.

Мона Серена поворачивается к девушке.

— Проводи дотторе в мастерскую, — говорит она.

Девушка ведет его через боковую дверь и далее по коридору, затем просит подождать и тянет на себя окованную железом дверь — изнутри вырывается струя жаркого сухого воздуха. Исчезнув за дверью, она вскоре появляется уже вместе с юным Алессандро — тем самым мальчиком, которого Гривано видел в «Саламандре». Его лицо и волосы покрыты слоем золы, частично размытой на скулах струйками пота. Он вытирает руки тряпочкой с видом человека, вынужденного отвлечься от важного дела и желающего поскорее к нему вернуться.

— Дотторе Гривано, — говорит он, кланяясь. — Ваш визит — это честь для нас.

Гривано отвечает на поклон.

— Юный маэстро, — говорит он, — мне нужно повидаться с вашим отцом.

— Он сейчас делает замес, но скоро освободится. Если вы согласны немного подождать, могу проводить вас в гостиную, там будет удобнее. Или, быть может, вы сообщите о своем деле мне?

Судя по выражению его лица, этот вопрос задан не просто из вежливости: парнишка является полноценным заместителем своего отца по всем вопросам. Гривано отмечает его вдумчивый взгляд и непринужденность манер — чем он напоминает Жаворонка, — и тут ему становится понятна главная причина, по которой Серена решил вывезти свою семью из Мурано. Насколько ему известно, у стекольщика есть два старших брата, а у тех полно своих сыновей. Алессандро не просто прилежно и добросовестно управляется с работой в мастерской — хотя он, конечно же, прошел надлежащую выучку, — но еще и обладает особым чутьем и талантом, словно был рожден для этого дела. Однако у него нет никаких шансов возглавить семейное предприятие.