Зеркальный вор - Мартин Сэй

В глазах Чиотти вспыхивает огонек надежды — или, может, приглашения к выгодному сотрудничеству, — а Гривано с трудом удерживается от брезгливой гримасы. Он несколько раз видел эти «франкские Кораны» в Константинополе: примитивно состряпанные книжонки, полные грубейших ошибок. Но даже очевидная низкопробность этих книг не так шокировала муфтиев, как сам факт их существования: сама мысль о том, что послание Всевышнего доносится до людей не через живое дыхание Пророка и его последователей и не через старательные движения кисточки каллиграфа, а посредством каких-то нелепых повторяющихся движений бездушного станка. Но Гривано предпочитает не развивать эту тему в беседе с Чиотти. Вместо этого он тянется через стол и высыпает литеры обратно в подставленную ладонь сиенца.

Чиотти еще раз их оглядывает, переворачивая указательным пальцем, как фермер, оценивающий качество зерна.

— Я думал об этом прошлой ночью, — говорит он. — Ноланец кое-что мне напомнил. Он рассуждал о мире, отраженном в зеркале, и о том, чем он отличается от нашего мира. Как же он выразился — вы не помните дословно?

Гривано этого не помнит. Он собирается ответить, когда раздается негромкий стук в дверь. Чиотти поднимается из кресла, чтобы ее открыть. В проеме возникает бледное лицо мальчишки.

— К вам пришел турок, маэстро, — говорит он.

— Очень хорошо. Проведи мессера бин Силена сюда.

Когда Чиотти произносит это имя, у Гривано вмиг потеют подмышки и ускоряется сердцебиение, но лицо его остается спокойным, а поза — расслабленной. Он встревожен, но не напуган. Какая-то часть его уже предчувствовала что-то в этом роде.

К счастью, сиенец на него сейчас не смотрит. Он вновь закрыл дверь и стоит лицом к ней, почти уткнувшись носом в узловатые доски. Литеры все еще зажаты в его левом кулаке, и он рассеянно их потряхивает. Тихое звяканье наполняет комнату, как звуки далекого тамбурина, приглушаемые дворцовыми стенами.

— Человек, придумавший этот способ печатания, — говорит Чиотти, — перед тем занимался производством зеркал. Во всяком случае, так мне рассказывали. Вы не знаете эту историю? Это было много лет назад. Он жил в Германии и делал зеркальца для пилигримов, посещавших древнюю часовню в Ахене. Простодушные люди верили, что эти зеркальца могут улавливать и сохранять незримую благодать, исходящую от святых мощей. Конечно, по сравнению с муранскими эти зеркала были очень низкого качества. Делали их из сплава свинца и олова. Между прочим, мои литеры изготовлены из такого же сплава. И, подобно всем плоским зеркалам, они давали мнимое, перевернутое изображение оригинала. Полагаю, именно это и подсказало немецкому мастеру идею печатной формы: выстраивания рядами повернутых в обратную сторону букв. Зеркальное отражение будущей страницы. Отражение никогда не показывает мир таким, какой он есть в действительности, по словам Ноланца. Но даже такое отражение помогает нам познавать мир. И в этом смысле оно, вероятно, не так уж сильно отличается от книги.

Вновь раздается стук в дверь. Чиотти отодвигает железный засов.

— Мессер бин Силен, — говорит он, — благодарю вас за готовность помочь. Я Джованни Баттиста Чиотти. Добро пожаловать в мое скромное заведение.

Появившийся в комнате Наркис кажется окоченелым и почти невесомым, как соломенное чучело на ярмарке, которым движет некая внешняя сила. На нем синие шаровары и украшенный вышивкой кафтан цвета айвового варенья. Даже вместе с чалмой он лишь немногим выше сопровождающего его мальчишки. Большие глаза словно разглядывают что-то на полу в нескольких шагах перед ним, каковая манера вообще характерна для турок, находящихся среди иноверцев в недружественном городе. Говорит он тихо, со своим каркающим акцентом.

— Добрый день, мессер Чиотти. Благодарю вас за гостеприимство.

Чиотти сохраняет вежливую улыбку, но заметно, что он чувствует себя неловко и хочет поскорее удалиться. При этом он оглядывает приемную и окна, явно озабоченный тем, видел ли кто-нибудь Наркиса входящим в его магазин. Разумеется, подобные визиты афишировать не стоит.

— Позвольте вам представить Веттора Гривано, с которым вам сегодня предстоит сотрудничать, — говорит он. — Дотторе Гривано родом с Кипра, и он несколько лет прожил среди мусульман. Дотторе Гривано, это Наркис бин Силен, прибывший сюда из Турецкого подворья.

Гривано и Наркис обмениваются сдержанными поклонами.

— Мои почтенные друзья, — говорит Чиотти, — я не намерен отнимать у вас больше времени, чем это будет необходимо. Моя просьба проста. Один молодой господин, мой хороший знакомый, заказал мне издание — ограниченным тиражом — краткого практического пособия магометанского алхимика Гебера в латинском переводе. Сей труд попал к моему знакомому в арабском оригинале, и я попросил одного ученого из Падуи выполнить перевод. Мне, как и моему заказчику, хотелось бы удостовериться в том, что текст переведен точно. Нисколько не сомневаясь в высокой образованности ученого падуанца, я должен заметить, что он не только человек науки, но еще и поэт, а посему склонен уделять больше внимания красоте слога, нежели ясности изложения. Вы оба владеете родным языком великого Гебера, а также имеете представление о практических потребностях современного алхимика. Все, что я прошу, — это, с учетом названных потребностей, оценить качество латинского перевода в сопоставлении с оригиналом. Вознаграждение за ваш труд я готов выплатить как деньгами, так и товарами из моего магазина. Хотя, — улыбается сиенец, — я бы предпочел оплату товарами.

Выдав корректорам по горсти медных монет, Чиотти отпускает их в игорный дом через квартал отсюда, после чего выкладывает на стол рукописи. Солнце поднялось уже высоко, и его лучи не попадают в окно, зато они отражаются от недавно побеленной стены на противоположной стороне улицы, давая достаточно света для работы.

Чиотти возвращается в свой кабинет. Однако дверь оставляет открытой. Гривано заглядывает в лицо Наркиса, дабы понять, как вести себя дальше, но ответный взгляд настолько лишен узнавания, что на миг, вопреки здравому смыслу, он даже сомневается, настоящий ли Наркис перед ним или, может, его невесть откуда взявшийся двойник. В свою очередь, маленький македонец глядит на него со смесью любопытства и отвращения, как он мог бы разглядывать странную птицу, найденную мертвой под недавно застекленным окном дворца.

Они усаживаются за стол. Наркис глазами указывает Гривано на оригинальный документ. Взяв его, Гривано начинает читать вслух. Текст невелик, и он читает без спешки. Наркис, придвинув к себе чернильницу, из-под полуопущенных век вчитывается в латинский перевод.

Трактат посвящен трансмутации металлов и ничем не примечателен по содержанию, кроме того факта, что его авторство приписывается великому Абу Мусе Джабиру ибн Хайяну, известному франкам под именем Гебер. Без сомнения, Чиотти знает, что данный труд написан не Гебером. Это всего лишь подражание, составленное сравнительно недавно каким-то арабским алхимиком, либо — что еще хуже — перевод на арабский более ранней латинской фальсификации. Становится ясно, что Чиотти призвал их сюда вовсе не ради этого текста.