На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

«Мультипликаторы-диснеевцы» массово штамповали веселые картинки с Королем Львов, Микки-Маусом и черно-белыми далматинцами. Под кальку и без учета «ненужных» законов перспективы. Лучший подарок чернокожему зэковчонку и родне на Чунга-Чанге.

«Анималисты» эксклюзивно разрабатывали тему лошади и кошки. Неестественно крупастые кони скалили зубы, пускали дым из носа и страшно изгибались как китайские драконы. В кота хотелось бросить монетку…

Гильдия художников зарабатывала огромные по тюремным понятиям деньги, позволявшие им жить на широкую ногу. Особо талантливые многостаночники умудрялись поддерживать свои многодетные семьи. Некоторые арт-стахановцы откладывали на черный день. Кто-то планировал открыть бизнес в родной банановой республике и так далее, и тому подобное. Для всех них пребывание за решеткой на всем готовом превращалось в многолетний стройотряд и «суперскую» шабашку.

God bless America![518]… «Боготворили» США и кухонные несуны, в чем-то напоминавшие героев советских карикатур из журнала «Крокодил». Такие же шустрые спекулянты с пренеприятнейшими физиономиями.

Околокухонная фарца зарабатывала на овощах-фруктах, курочках-гамбургерах, творожке-приправках, маслице-молочке, пончиках-булочках совсем неплохие деньги.

Периодически я тоже выступал в непростой роли «несуна». Во мне автоматически срабатывали наказы папы, чье раннее детство пришлось на военную годину: «Левоша, никогда не выбрасывай еду!»

Почти после каждого приема пищи на грязных столах оставались съедобные остатки: нелюбимые неграми и испанцами яблоки, а иногда – хлеб, упаковки хлопьев, пакетики с сахаром, молоко и прочая снедь. То, что не было съедено, выпито или обменено во время 15-минутного обеда.

А яблоки я любил. С дачных стародавних времен «Пепин шафранный», «Память Мичурина», «Победа», «Белый налив» вместе с неспелым крыжовником и красной смородиной в моем табеле о фруктовых рангах стояли на несколько голов выше, чем любые заморские апельсины, бананы или грейпфруты, обожаемые заключенными – потомками дяди Тома.

Я сделал вывод, что этногеографические вкусовые предпочтения сохранялись даже в тюремных условиях – «что для русского хорошо, то немцу – смерть».

Поэтому в силу происхождения – стоило мне увидеть бесхозное ватное яблочко, я вскакивал с места и бросался к нему, стараясь обойти конкурентов. Как Рики-Тики-Тави – на подколодную индийскую кобру.

Хорошо, что прыжки форт-фиксовского «мангуста» не видели мои знакомые.

В тюрьме подобное собирательство считалось в порядке вещей. «You do, what you have to do»[519] или сокращенно «You do you». В общем, «не обращай внимания на окружающих».

Кроме пожухлых и безвкусных яблок, иногда я запасался кое-какими овощами, оставленными на столах евро-арабо-диабетчиками, получателями кошерного «спецпайка». Таким образом, я готовил сани на голодное время суток – вечерний «кошерный» перекус.

К 8–9 часам мои соседи начинали стряпать свои вечные супы «из пачек», вонючий рис с вареной рыбой, макароны с плавленым сыром, жирные колбасные сэндвичи с белой булкой, самодельные ватрушки-тортики на арахисовом масле, «кремчизе» и виноградном джеме. На десерт шла пепси-кола с джинджер-элем, а также печенье – в ассортименте.

Одним словом, «полезный» провиант в самое «предпочтительное» время суток.

Я старательно избегал «быстрых» углеводов и трансжиров. Либо не ел после 7 вечера вообще, либо – чисто символически: 100 граммов тунца в воде (упаковка консервов) плюс, если повезет, уворованные или купленные овощи (кусочек брокколи или цветной капусты, четверть помидора, полперца, несколько листьев шпината или кружочков из длинных огурцов.

О, где же вы, мои бывшие друзья-товарищи, скрашивавшие «1001 ночь» домашнего ареста?! Жареная картошечка, сальце, буженинка с жирком, котлетка по-киевски со спрятавшимся в ее серединке сливочным маслицем, плавающие в майонезике вареные овощи (салатик «Оливье»), китайский «сезами чикен», пицца «папперони», заварные пирожные и тортик «Наполеон» из National Bakery[520] на Брайтоне? Прощайте, дорогие! Не поминайте лихом…

Вспоминая свои бывшие нездоровые пристрастия, я старался не превращаться в героиню басни Ивана Крылова «Лиса и виноград». В местной лавке и на черном рынке вдоволь хватало вкусного и нездорового провианта. Задача заключалась в перестройке всего гастрономическо-бакалейного менталитета и тренировке силы воли.

К счастью, во мне, по всей видимости, происходили необратимые процессы. От лишнего веса и лишних мыслей я избавлялся не временными диетами, а новым образом жизни. (Леонид Аркадьевич, разрешите передать привет моей прокурорше: «Спасибо, мисс Кац, премного благодарен!»)

…Во время ежедневных посещений фуд-сервиса, а также наблюдений за дуболомами и «контингентом» я мысленно оттачивал мастерство тюремного контрабандиста. Право на ошибку полностью исключалось. В случае «залета» я летел вниз, в тартарары, по полной программе. Местная охранка и герр коммендантен ненавидели меня всеми фибрами своих душ. Именно за эти строки. То есть за «Тюремный роман».

Если честно, меня немного удивляло поведение ментов.

Я никогда не думал, что администрация зоны и ее клевреты «за забором» отнесутся к моей писанине в русскоязычной прессе и в Интернете настолько серьезно. К тому же на иностранном языке.

Каждый раз, когда меня сажали в карцер или вызывали на проработку в «штаб», на столах начальников лежали распечатки очередных текстов и фотографий с моего сайта. Но самое главное – у них был и перевод!

Мне очень хотелось выпросить у них английскую версию моих «путевых заметок», чтобы потом не тратиться на переводчиков – с «паршивой овцы хоть шерсти клок»…

Зная, что мои невинные тексты отслеживаются «Третьим Отделением», мне приходилось проявлять особую осторожность и конспирацию. Причем во всем.

Несмотря на «вихри враждебные», я сделал неутешительный вывод – «единожды авантюрист, всю жизнь авантюрист». Поэтому з/к Трахтенберга так и тянуло на хищение капиталистической собственности. То есть федеральных овощей и фруктов.

Я очень собой гордился, поскольку разработал семь оригинальных вариантов контрабанды витаминизированной клетчатки. Какой картой бить столовских дуболомов зависело от совокупности множества факторов. Но самое главное – от вдохновения «Народного артиста Нью-Йорка и Нью-Джерси Льва Маратовича Трахтенберга».

Попрошу заметить, что все нижеследующие способы имели место быть в реальной жизни. То есть это не плод моего воображения и не очередная попытка схохмить.

Зуб даю. Вернее – «бля буду»…

Способ № 1 – «воздушно-капельный».

Провиант кладется в карманы куртки или засовывается в носки. При выходе из помещения держать в руках небольшой рулончик туалетной бумаги, которая, помимо прочего, служит нам салфетками. Подходя к полицейскому кордону, начинать чихать и сморкаться в медленно отрываемую бумажную ленту… При отсутствии туалетного рулона в качестве реквизита подходит и обычная салфетка, хотя ею так хорошо не сыграть. Желательно делать широкие пассы рукой, причем, как можно дальше от карманов и одновременно отматывать бумагу… При этом очень противно пуская слюни. Ставка – на нежелание охраны дотрагиваться до сопливого и, может быть, больного зэка. И на отвлекающие маневры в стилистике уличных наперсточников.