На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

…Я пообещал подумать. Мне пообещали скидку. Покупаешь два «шара», третий – free[527]. Я пообещал подумать еще раз.

В человеке все должно быть прекрасно!

…Бродяги из Форта-Фикс трепетно следили не только за «хозяйством» в трусах, но и за своей внешностью.

Плеши обрабатывались хитроумной настойкой, секретный рецепт которой передавался из поколения в поколение. Как детсадовские стишки, загадки и считалки.

Несмотря на то что новый подшерсток не появлялся, лысые урки верили в магическую силу «лекарства». Волшебным эликсиром в основном пользовались мексы. Они вообще были весьма продвинутым сегментом населения.

Заключенные негры брали другим. Афроамериканские псевдометросексуалы периодически покрывали свои черные блестящие физиономии белыми чудо-масочками.

«Западлом» или «пидорством» это не считалось.

Предпочтение отдавалось «Нокзиме», чистилке – скрабу с сильным запахом камфоры. Некоторые пользовались ею и как кремом для бритья. Особо озабоченные негритята верили в магическую силу зубной пасты и обильно замазывали ею прыщи и угри, вызванные грязью и воздержанием.

В результате разнообразных «косметических процедур» черная братва щеголяла по отрядным коридорам с лицами Пьеро и классических «белых клоунов». Незабываемое, умопомрачительное и архиэкзотическое зрелище…

Мне лично не помогало ничего, и временами я выглядел как помятый 15-летний подросток, переживавший очередной гормональный взрыв. И это – при повышенных мерах санитарно-гигиенической защиты: полрулона многофункциональной туалетной бумаги в день, кусок мыла в неделю, упаковка кухонных целлофановых перчаток в месяц.

Несмотря на все старания не дотрагиваться до «грязного», я периодически покрывался розовыми и пурпурными созвездиями. «Нечистому трубочисту» не помогало ничего.

Вонючие и некачественные лосьоны из «комиссарии» только забивали поры. Выбитая с боями в больничке гидрокортизоновая мазь вызывала раздражение и дальнейшее покраснение. Витамины не работали. От мыла шелушилась кожа, а от шампуня появлялась перхоть. Антибиотики вызывали жуткий дисбактериоз со всеми вытекающими в буквальном смысле этого слова последствиями.

Всеобщая тюремная разруха и непобедимая антисанитария, помноженные на перенаселенность, некачественную еду, зараженные грунтовые воды южного Нью-Джерси, выхлопы взлетающих прямо над головой самолетов, повышенный маниакально-депрессивный фон и атаки вредных бактерий по всем фронтам, логично заканчивались стафиллококково-фурункулезной победой. Всухую, со счетом 100:0 в пользу Системы.

Тем не менее я не сдавался и продолжал сопротивление. Как всегда, з/к № 24972-050 помогали самовнушение, физическая культура, чтение-писанина, самоирония и вера в светлое будущее.

А также старая притча.

Однажды Царь Давид попросил своего сына Соломона, на то время – самого мудрого из людей: «Пожалуйста, принеси то, что поднимет мне настроение, когда я в грусти, или успокоит меня, когда я взволнован».

Через некоторое время Соломон принес ему кольцо с тремя древнееврейскими буквами: гиммел, заин и юд.

«О мой сын, – воскликнул царь Давид, – пожалуйста, объясни мне, в чем заключается секрет твоего дара?» Соломон ответил: «Отец, ты видишь начальные буквы трех магических слов Гам, Зей, Яаавор – И ЭТО ТОЖЕ ПРОЙДЕТ».

Вот так я и жил… Поживал… И добра не наживал…

Хотя все в мире относительно.

Лев Трахтенберг постепенно превращался в хладнокровного хамелеона. Как классический Близнец и адепт адаптации.

«На зоне» требовалась особая психологическая гибкость. Депрессушники, нытики и мировоззренческие плакальщики вызывали огонь на себя и, как шахиды, самоуничтожались. Физически и морально. Об этом же говорила и Библия, которую я периодически изучал во время очередной командировки в тюремный карцер. Как только древние евреи начинали роптать по пути из Египта в Землю обетованную, бог их сразу же наказывал.

Манна небесная им, видите ли, не нравится…

…Как правило, в застенках выживали две противоположности: злыдни злючие и позитивисты позитивучие.

К последним я и принадлежал. Во всяком случае, мне так казалось.

«The glass is half-full, not half-empty». То есть – стакан наполовину полный, а не наполовину пустой. Закон тюремных джунглей номер один…

Некоторые ученые мужи призывали насильно улыбаться и, таким образом, через какие-то загадочные нейротрансмиттеры опосредованно влиять на свои мозги. В тюряге улыбка «не по делу» вызывала как минимум недоумение.

Джоконды не катили.

Поэтому з/к № 24972-050 настраивал себя «изнутри», повторяя умную мантру про стакан. А также истязал себя продуктивным (или не очень) мыслительным процессом, «работой над ошибками» и ежедневной физкультурой.

Поддерживал и Дейл Карнеги, которого я перечитывал время от времени. Умный дядька утверждал, что наше духовное спокойствие и радость бытия зависели исключительно от нашего умонастроения, а не от того места, где мы находились.

Я очень старался проникнуться и принять сердцем философию чеховского доктора Андрея Ефимыча из «Палаты № 6». При всякой жизненной передряге находить успокоение в самом себе. Быть самодостаточным, насколько это возможно. А уж тем более – за решеткой. Несмотря на дотюремную любовь к Празднику Жизни и Небу в Алмазах.

«Покой и довольство человека не вне его, а в нем самом…» Диогеновский приемчик для продвинутых homo sapiens вдохновлял меня на свободное мышление и презрение к суете сует.

Между прочим – очень удобно.

При этом чувствуешь себя этаким просветленным мудрецом. Схимником-отшельником. Так и хочется выражаться на церковно-славянском, одеться в рубище и, может быть, даже заполучить какую-нибудь благородную проказу.

В общем, из-за пребывания в застенках я заполучил как минимум манию величия. Как максимум – легкое сумасшествие и синдром раздвоения личности.

Последнее особенно заметно проявлялось в моих многочисленных кличках.

В силу вынужденной легкости характера и умения посмеяться над своей не очень-то веселой планидой тюремные имена сыпались на меня как из рога изобилия.

Через какое-то время я понял, что народные перлы надо записывать. Собирать нарцистический фольклор для будущих мемуаров. Ибо их авторский коллектив находился в постоянном и принудительном броуновском движении. Одних уж нет, а те – далече.

…Горячее всего уголовник Трахтенберг любил и уважал тюремное погоняло «Gangsta L». Думаю, что в силу его полной абсурдности и запредельности. Поначалу от такого милого обращения я шарахался как черт от ладана и на свое новое имя не реагировал. Тогда кто-нибудь из бандерлогов бил меня по плечу: «Ё, Раша, я же с тобой говорю, маза фака, Гэнгста Эл!»