Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года - Адам Б. Улам

В определении «чрезвычайная», несомненно, была вновь обретенная уверенность и, возможно, сознание вины за создание организации, идущей вразрез с революционным идеализмом. Еще одна любопытная особенность. С первых дней советской власти ВЧК выделялась самым высоким процентом работников нерусских национальностей, входивших в ее аппарат. Не потому ли, что много лет назад Владимир Ильич сказал своей сестре Анне: «Наши русские слишком мягкие»?

Председателем ВЧК стал Феликс Эдмундович Дзержинский, впоследствии возведенный в ранг коммунистического святого, «рыцарь без страха и упрека», как писали о нем советские писатели. Родившись в семье польского дворянина, еще мальчиком Дзержинский оказался перед решением трудной проблемы: стать католическим священником или революционером. Став революционером, большую часть своей жизни он провел в тюрьмах и ссылках. У большевиков, к которым он пришел из рядов Польской социал-демократической партии, за ним закрепилась репутация фанатика, человека, может, и не слишком умного, зато кристально честного и невероятно преданного Ленину. Владимир Ильич отвечал взаимностью и, хотя Дзержинский не поддержал его позицию в отношении подписания Брестского мира, оставил его на посту председателя ВЧК, несмотря на частые жалобы на неуравновешенность Дзержинского. Действительно, трудно считать абсолютно нормальным человека, который неоднократно обращался в Совнарком с ходатайством об отмене смертной казни, одновременно руководя массовыми расстрелами сотен и тысяч людей.

Поначалу предусматривалось, что одной из самых серьезных санкций ВЧК будет лишение виновных продовольственных карточек. Но вскоре Ленин настоял, чтобы «спекулянтов и контрреволюционеров расстреливали на месте». Предполагалось, что в период перемирия с Германией немцы потребуют освобождения прибалтийских помещиков, задержанных большевиками, поэтому было принято решение расстрелять их. Однако Комиссариат юстиции и левые эсеры решительно воспротивились столь варварскому решению.[343]

Это была первая заявка на «классовый террор, то есть уничтожение людей не за реальные или предполагаемые заговоры, а просто за их классовое происхождение».

Коммунисты превозносили Дзержинского за поддержание железной дисциплины в ВЧК, за честность и неподкупность его сотрудников. К моменту переезда правительства в Москву ВЧК насчитывала уже 120 человек. «Москвичи плохо приняли ВЧК»[344], – жаловался Петерс.

Он перечисляет некоторые «незначительные» инциденты, которые привели к недоразумениям. Зайдя в бар, чекисты услышали критику в адрес советской власти. Они достали револьверы и застрелили семерых «хулиганов». Враги народа были повсюду. Во время циркового представления клоун Бим-Бом пошутил над большевиками. Опять в ход пошли револьверы, и были убиты несколько зрителей (Петерс соглашается, что им следовало подождать и арестовать клоуна после спектакля). «В общем, – грустно добавляет Петерс, – за первый год ВЧК расстреляла недостаточное количество людей: мы еще были неопытны». За первый год, по официальным данным, было приведено в исполнение 6300 приговоров. За участие в контрреволюционных организациях – 1637; за участие в беспорядках – 2431; за подстрекательство к беспорядкам – 396; за дезертирство – 39(!) и так далее.[345]

19 ноября 1917 года Ленин объявил: «Мы не применяем террор, как это делали французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, и я надеюсь, не будем».

Только неисправимые идеалисты могли обсуждать необходимость существования подобной организации в революционный период. Конечно, число жертв ВЧК значительно меньше, чем было убито с обеих сторон во время Гражданской войны, не говоря уже о массовых убийствах гражданского населения и Красной, и Белой армиями. Но речь идет о стиле работы ВЧК, который оставил неизгладимый след на советской системе. Террор как средство достижения и сохранения власти превратился в управленческий прием, который использовался в борьбе с бюрократизмом, в случае неэффективности труда и так далее. ВЧК, несмотря на невероятные беспорядки первых дней, с помощью принуждения установила «настоящую» дисциплину. Ленин поддался соблазну. «Стреляйте», «угрожайте расстрелом», – дает он рецепты для решения самых незначительных административных проблем. Плохая телефонная связь? В телеграмме Сталину Ленин советует: «Пригрозите расстрелом идиоту, который отвечает за телефонную связь».[346]

Ленин предложил приговорить издателя, напечатавшего книгу без индексов, к шестимесячному заключению. его возмутило поведение Зиновьева, который был против немотивированного террора в отношении бывшего среднего класса. «Я возражаю, – пишет он Зиновьеву, – чтобы мы вмешивались в абсолютно правильную революционную инициативу масс».[347]

Возрождение армии и милиции привело к увеличению разногласий между большевиками и их бывшими союзниками, левыми эсерами и анархистами. Советское государство больше не нуждалось в анархистах. К тому же многие приверженцы философии князя Кропоткина теперь стали обыкновенными бандитами.[348]

В апреле 1918 года ВЧК разгромила анархистский центр в Москве. Робинсу и Локкарту показали дома, где анархисты якобы предавались разврату, пока в дело не вмешались чекисты. Однако в газетах появились критические замечания: «До сегодняшнего дня большевики заигрывали со своими «левыми» друзьями… Понятна терпимость большевиков к анархистам: они были способны захватывать дома и доставать оружие».[349]

Газета анархистов взорвалась угрозами: «Вы каины… Ленин воздвиг свой октябрьский трон на наших костях… наш Октябрь еще впереди…» Превосходный повод, чтобы заставить большевиков от слов перейти к делу. Красная армия и ВЧК решили доказать, что никаких будущих «октябрей» не будет.

Не так просто оказалось свести счеты с левыми эсерами. Никто не мог утверждать, что наследники народнических традиций – обыкновенные хулиганы и бандиты. В июле – августе развернулась драма, закончившаяся исчезновением левого крыла некогда влиятельной партии, продолжавшей сохранять преданность русскому крестьянству.