Записки беспогонника - Сергей Голицын

Однажды Пылаев увидел мою чересчур веселую физиономию. Пришлось мне признаться. Пылаев захотел познакомиться с Коганом, пришел к нему, позвал в гости, но Коган, боясь оставить свой трофей, идти отказался, а увидев широкое русское лицо Пылаева, спиртом его не угостил.

Наконец подлинно героическими усилиями пяти тысяч воинов мост был закончен. Как сейчас помню — стоял я внизу возле эстакады, когда поверху прошествовала группа генералов и высших офицеров. Я узнал маленького еврейчика начальника УОС-27 полковника Прусса и еще более маленького русского начальника УВПС-100 полковника Уральского.

Впереди всех шагал высокий стройный генерал. Это был прославленный на весь мир полководец, командующий 2-м Белорусским фронтом маршал Рокоссовский, который в тот же вечер вручал награды наиболее отличившемуся на строительстве моста высшему комсоставу.

Ордена и медали посыпались, но штабные работники не зевали и задерживали их для себя, для своего начальства. В нашей роте второй орден Отечественной войны получил Пылаев, вторые ордена Красной Звезды получили Ледуховский и Пугачев и свой первый орден Красной Звезды получил я. Да, я, я — бывший князь, бывший лишенец, который почти 20 лет подряд боялся, что его посадят, которого не один раз выгоняли с работы, которому не давали учиться, и вдруг получил «Звездочку». Ну как же этому не радоваться, как не гордиться? Честное слово, я этот орден заслужил!

В нашей роте получили медали парторг Ястреб, три или четыре плотника и больше никто.

Пугачев ко второму ордену отнесся равнодушно. Он продолжал ходить в ботинках с обмотками, в насквозь выгоревшей гимнастерке, в такой страшной шинелишке, какие носили только бывшие наши военнопленные. Но начальство сочло неудобным, чтобы он в таком задрипанном виде ехал бы получать награду. По распоряжению майора Елисеева в роту прибыл из ВСО портной. Он снял с Пугачева мерку. А через кратчайший срок нашему бессребренику была доставлена новая гимнастерка и новая шинель, переделанная из английской, а также сапоги. Доставили это ему прямо на строительство моста.

Пугачев тут же переоделся и переобулся, а его старое обмундирование было торжественно брошено в Вислу.

Несколько дней спустя поехали мы, награжденные, за 50 километров в город Бромберг, где тогда размещался штаб ВСО-74.

Кто и как вручал нам награды — я не помню, а торжественный обед, не отдельный, для господ офицеров, а для простых смертных, я не забыл. Каждому было выдано по 100 граммов спирту. Я сидел рядом со старым знакомцем снабженцем Гофунгом, также получившим Красную Звезду.

— Моисей Соломонович, маловато 100 грамм, — начал я его подзуживать, — может быть, по нашей прежней дружбе… — хотя этой дружбы никогда у меня с ним не было.

Он встал, ушел на кухню и принес две кружки, наполненные волшебной жидкостью. Мы с ним чокнулись, выпили. И который раз за время войны он мне сказал:

— А помните, как под Сталинградом вы мне пальто прожгли?

Но на этот раз не было в его голосе злобы, а только одно умиление, что вот и он — старый еврей, бывший завмаг — тоже удостоился награды.

1-я и 3-я роты нашего 74-го ВСО остались возле нового моста. Гусеницы танков так жестоко стирали дощатый настил, что половые толщиной в 5 сантиметров доски приходилось менять беспрерывно. Говорят, танков прошло через мост неисчислимое количество.

А 2-я рота отправилась за 35 километров в город Бромберг, теперь Быдгощ. Наше высшее начальство подружилось с Военно-морским управлением, и мы должны были выполнять различные работы по расчистке рек и каналов от временных деревянных мостов и от взорванных частей мостов металлических, чтобы Дунайская и еще какая-то флотилии смогли бы по Бугу, Висле и каналам добраться до Одера, а в перспективе до Шпрее и Эльбы.

В Бромберге мы остановились в пустых немецких домах на одной из окраинных улиц «на отдых».

В общем-то отдых был вынужденный, поляки недодали баржи, на которых мы собирались подняться вверх по Висле до города Плоцка.

Дня три мы отдыхали, чистились, приводили в порядок имущество и инструмент, мылись в бане, я, как всегда, вместе с парторгом Ястребом проводил политзанятия; наконец, мы просто отсыпались.

Воспользовавшись свободным временем, я исходил все улицы старинной цитадели немецкого рыцарства, основанной в XIV веке. Древняя архитектура — моя вторая любовь с юношеской поры, и я с интересом осматривал высокие, с красными черепичными крышами дома пятисотлетней давности, готические кирки со шпилями. Видимо, гитлеровские войска собирались тут засесть надолго — на некоторых улицах были сооружены баррикады из трамвайных вагонов, наполненных камнями, и бетонных надолб, но разрушений попадалось мало, и значит, город нам достался легко. Дома стояли или пустые, или были заселены поляками и немногими напуганными немцами, избегавшими выходить на улицу. Прохожих встречалось мало.

Поляки, как известно, народ предприимчивый, но лишь там, где надо проявить частную, для себя лично, для семьи, а не для государства или для социализма инициативу и коммерческую сметку.

Один такой поляк явился к Пылаеву и попросил его помочь оборудовать не более не менее как пивной бар. От нас для этого дела требовалось немного: четыре плотника срочно принялись оформлять зал, Ярошенко начал украшать и писать вывеску. Наши подводы доставили из беспризорных немецких домов мебель, краски, доски и прочее необходимое; от какого-то столь же предприимчивого деревенского поляка привезли сколько-то бочек с пивом. Не знаю, дал ли поляк Пылаеву что-либо, но для нас — командиров — была обещана бочка пива.

Работали всего несколько часов, с энтузиазмом не меньшим, чем на строительстве мостов. А на следующий день уже с утра Пылаев, Ледуховский, Ястреб, старшина Минаков и все командиры взводов со своими помощниками явились в пахнущий свежей краской зал и расположились на немецких креслах, сели за дубовые немецкие столы. Так началось распитие пива из высоких кружек с гербом города Бромберга — медведь идет по зубцам крепостной стены.

Выпив две кружки, Пугачев, по привычке ворча, ушел. После трех кружек ушел хронически страдающий желудком желчный Ледуховский. А прочие остались. Пили, ходили отливать на задворки, опять пили; обедать нам принесли в пивную. Снова мы пили и отливали, то молча, то переговариваясь о чем-то. Сколько я выпил кружек — не помню, начал было считать, да со счету сбился. К вечеру бочка опустела, и мы разошлись спать. Наверное, и сейчас наследники того владельца бара процветают. А начало того процветания положила 2-я рота 74-го ВСО.

Висла текла не в самом Бромберге, а за несколько километров.

Баржей, принадлежавших частникам-полякам, было подано, кажется, четыре. Буксир всех их собирался тащить вверх по Висле до города Плоцка.

На трех баржах ехала одна из рот 73-го ВСО под командой капитана Чернина, на одной, самой большой, барже часть нашей роты под моей командой. Пылаев, все прочее ротное начальство, взводы 2-й и 4-й Пугачева и Эйранова должны были следовать на подводах в тот же Плоцк. Со мною ехал еще 3-й взвод Пурина, хозяйственники подкомандой старшины и все наши коровы.