Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

Звуки «Иерусалима», гимна номер 157 по официальной книге гимнов школы, гудели трубным гласом в сердце каждой Старинной Подруги. Хьюберт Парри положил на музыку слова Уильяма Блейка, согласно которым Иисус явился в Англии, которую поэт полагал духовным Израилем.

– На этот горный склон крутой / Ступала ль ангела нога, / И знал ли агнец наш святой / Зеленой Англии луга?[21]– запели собравшиеся.

Джек спустился с алтарных ступеней, где его на миг атаковала Колясочница Джейн – как вестник смерти, она преградила ему путь в центральный проход. Но мистер Малькольм всегда был начеку: он вскочил со скамьи, развернул жену на сто восемьдесят градусов и покатил ее кресло прочь. Джек последовал за семейством Малькольмов по проходу, лишь на секунду остановившись, чтобы взять под руку мать покойной, миссис Оустлер, и вывести ее из часовни. Ченко, единственный, кто не запел в часовне (украинские борцы не слишком хорошо знают творчество Уильяма Блейка), все рыдал, Алисе пришлось толкнуть его в бок – мол, пора; тот встал и заковылял к выходу, опираясь на палочку. Скамья за скамьей, от первой до последней, шли за ними вслед.

– Где верный меч, копье и щит, / Где стрелы молний для меня? / Пусть туча грозная примчит / Мне колесницу из огня! – пели уходящие.

Пели даже крошечные дочки Пенни Гамильтон. Еще бы, они ведь, наверное, уже ходят в школу Св. Хильды.

Приблизившись к выходу, Джек увидел, как одна из семнадцатилетних обитательниц общежития – бледнокожая голубоглазая блондинка, тощая, как фотомодель, – упала в обморок на руки подруге. Судя по ее виду, причиной скорее надо было полагать строгую диету (фактически голодание), чем реакцию на появление на расстоянии вытянутой руки Джека Бернса, знаменитой кинозвезды, – хотя Джеку приходилось уже видать, как девушки ее возраста падали в обморок и спотыкались в его присутствии. Наверное, она расчувствовалась из-за гимна.

Эта девушка отвлекла Джека от более непосредственного объекта его желания. Бонни Гамильтон не только сумела сесть на заднюю скамью незаметно для Джека – она так же незаметно сумела и ускользнуть еще до того, как к выходу подкатилась Джейн Малькольм на своем вечном кресле. Как же Бонни удалось исчезнуть, а Джек ничего и не видел? Наверное, с ее-то хромотой, она неплохо научилась подгадывать момент, когда ей пора.

Голоса юных девушек и женщин звучали уже в коридоре, а затем в Большом зале; звуки органа стали менее гулкими, но последний куплет гимна процессия пропела громко и на подъеме:

– Мы возведем Ерусалим / В зеленой Англии родной!

– Джек, надо отдать тебе должное, – шепнула ему на ухо Лесли Оустлер, тоном точь-в-точь как у покойной дочери. – Во всей часовне не нашлось ни глаз, что не проронили бы сегодня слезу, ни трусиков, что остались сухими.

Спроси Джека, а правильно ли устраивать после службы «бдение», он не нашелся бы что ответить. Что-то тут не так, сказал бы Джек, наверно, проблема в том, что скорбь плохо сочетается с вином и сыром. Или же дело в женщинах – это они плохо сочетаются с означенными продуктами, а скорбь тут вовсе ни при чем.

Люсинде Флеминг выпала честь просветить Джека, что собрания выпускников обычно проводят в спортзале – и правда, толпа девиц, пришедшая помянуть Эмму, а точнее, поглазеть и по возможности приобнять Джека Бернса, оказалась для торжественного Большого зала слишком велика.

Почти все женщины пришли в туфлях на шпильках. Они видели Джека либо маленьким мальчиком, либо на большом экране и понятия не имели, какой он невысокий. Поэтому те дамы, кто на шпильках оказывался выше ростом, снимали туфли, подходя к Джеку; вот так они и стояли перед ним, босые или в колготках, соблазнительно помахивая парой туфель в одной руке и бокалом белого в другой (на шпажку с кубиком сыра рук уже не оставалось).

Большинство актеров смотрят на голливудские тусовки как на кинопробы, и поэтому Джек с давних времен завел привычку на приемах ничего не пить и не есть. Он совершенно не хотел, чтобы всякая дрянь застревала у него в зубах и от него несло, как из помойки. Для человека малопьющего перегар от белого вина пахнет, как нефть или дизельное топливо; ради Джека Старинные Подруги превращали Большой зал в бензоколонку.

В зале было полно отчаянных женщин в возрасте за тридцать и за сорок. Многие были разведены, их дети проводили эти выходные у пап – по крайней мере, такую историю раз за разом повторяли Джеку собеседницы. Все эти женщины вели себя неподобающе агрессивно – во всяком случае, не так, как полагается вести себя на поминках.

Конни Тернбулл Джек-Рочестер когда-то сказал:

– Никогда, никогда еще я не видел женщину столь хрупкую и столь мужественную! Я мог бы переломить ее двумя пальцами!

Сейчас она шепнула ему в левое ухо, что насчет двух пальцев она не прочь – совсем не как Джейн Эйр!

Мисс Вурц, которую Джек последний раз видел более десяти лет назад, когда они с Клаудией водили ее на Торонтский кинофестиваль, повязала на голову черный шарф – выглядит весьма драматично и похоже на вуаль. Походила она на попавшего в двадцатый век паломника из братства флагеллантов. Она стала еще тоньше, ее хрупкая красота еще окончательно не угасла, но была затемнена какой-то аурой, словно бы высшие силы за что-то ее преследовали, словно ей против воли даровали стигматы или подвергали иным кровавым испытаниям.

– Я не оставлю тебя одного, Джек, – шепнула ему в правое ухо мисс Вурц одновременно с Конни Тернбулл. – Я уверена, в Калифорнии ты повидал немало «свободомыслящих» женщин, но ты не поверишь, иные из наших Старинных Подруг дадут твоим калифорнийским девицам сто очков вперед. Их всю жизнь учили держать себя в руках – так вот знай, именно эти женщины порой могут превращаться в такой ураган, какой другим и не снился.

– Боже мой!

Его интересовала лишь одна Старинная Подруга, Бонни Гамильтон. Ему плевать было, насколько она склонна к «свободобыслию», – но, несмотря на хромоту, по которой ее узнал бы кто угодно, она куда-то испарилась.

Обитательниц общежития загнала в дальний угол Колясочница Джейн, мистер Малькольм пытался спасти несчастных школьниц от своей безумной спутницы жизни. Джек объяснял себе ее поведение единственным образом – она решила всеми способами защитить их от него. В мыслях миссис Малькольм – если она до сих пор сохранила способность мыслить – Джек Бернс являлся новым воплощением своего отца; в ее глазах он вернулся в школу лишь затем, чтобы лишить девственности этих девочек, одну за другой – а они уже готовы, судя по выражению их лиц и расхристанной одежде.

Джек заметил, что девушка, потерявшая в церкви сознание, лишилась заодно и туфельки. Она ходила кругами, едва сохраняя равновесие, шаркая неснятой второй туфлей. Джек намеренно направил свои шаги в сторону школьниц – они единственные принесли с собой Эммины книги. Для чего? Ну, видимо, чтобы Джек их подписал.

Девушки не проявляли ни малейших признаков сексуального интереса к нему – они и не думали флиртовать. Большинство не смели смотреть Джеку прямо в лицо, а те, кто осмеливался, теряли дар речи. Это же просто дети, смущенные, стесняющиеся! Миссис Малькольм, конечно, совершенно обезумела – зачем ей защищать их от Джека, он ничем им не угрожает! Одна школьница наконец протянула Джеку экземпляр первого романа Эммы и попросила дать автограф.