Омытые кровью - Сергей Иванович Зверев

оккупантам, белобандитам и всякой мрази с их идеей расчленить Россию и поставить вновь на колени трудовой народ. Не давал противникам новой России зверствовать, пороть людей и казнить. В этом вижу я свое предназначение и этим буду заниматься до самого конца, когда бы он ни был. Иначе после того дня, когда я потерял дар речи, смотря на виселицы в центре нашего городка, и быть не могло.

Я с этим рассказом выпал из реальности. Снова переживал все. Воспоминания эти всегда вызывают волну отчаянья, а на глаза непременно наворачиваются слезы. Потом я очнулся, смахнул слезу.

Господи, как же я распустился! Что со мной? Что обо мне подумает моя собеседница? Я подобрался, выпрямился. И увидел, что по ее щекам тоже ручьем текут слезы, и такая тоска в ее взгляде. Истинная тоска человека, который умеет по-настоящему сопереживать.

– Сколько зверья в Гражданскую вылезло. – Варя вытерла слезы и судорожно вздохнула. – Вон Гордей. Ну помощник наш, который немножко не в себе.

– Да, помню его, – через силу улыбнулся я, вспоминая юродивого, которого встретил на вокзале и который потом бросился с дрыном наперевес защищать свою прекрасную королеву. – Он еще боится военной формы.

– Боится. Белые на его глазах вырезали всю его семью. После этого он и тронулся умом.

– Как и у меня.

– Но вы смогли это выдержать и стали крепче. А он не смог. И ушел мысленно из этого мира.

Да, у меня тоже было такое состояние, хотелось погрузиться в уютную и теплую жижу помешательства. Но я выдержал. А он – нет. И не нашлось красноармейцев, чтобы подобрать его и приспособить к праведному делу.

Будто угадав, что разговор о нем, в помещении появился сам Гордей. Сгорбился на пороге, преданно смотря на Варю не то что влюбленными глазами, а как на недоступную светлую богиню.

– Мешки с корпуса вынес. Теперь работать могу. Работа нужна? – спросил он, заикаясь.

Потом опасливо, но без враждебности, покосился на меня.

– Заходи, Гордеюшка, миленький, – приветливо произнесла Варя. – Присаживайся, чайку попьем.

Гордей осторожно, будто боясь что-то сломать вокруг или повредить, прошел и уселся на стул рядом со мной. И пробормотал:

– На тебе форма военная. Военные – это крики. Пожары. Нагайка. Сабля. Страшно.

– А ты не бойся, – произнес я бодро, полез в карман и вытащил оттуда командирскую красную звездочку. – Держи. Это знак Красной армии. Тех, кто проклятых беляков, от которых пожары да казни, била и бить будет. Кто мстит за твою и мою родню.

Гордей закивал с пониманием. И на лице расползлась кривая, судорожная, но все же улыбка.

– Красные – наши, – отчеканил он. – Белые – черти.

– Это ты в корень зришь.

– Есаул Носовский – черт. И прапорщик Шустов – тоже черт. Черти. Водой их святой. Водой, – забормотал Гордей.

Выпив чай, Гордей тут же ушел, раскланявшись на прощанье.

– А что это Гордей про есаула и про атамана Шустова вспомнил? – спросил я.

– Так это отряд есаула Носовского его родню зарубил. А атаман Шустов тогда у есаула в близких помощниках ходил.

– Это я знаю.

– Теперь Атаман вернулся. Всю округу в страхе держит. Кровь невинную льет. Детей им пугают. Хоть бы он поскорее свое золото нашел и им подавился.

– Какое золото? – удивился я.

– Царское, – пояснила медсестра. – С Гражданской где-то в шахтах лежит. Весь город об этом знает. А вам и подавно положено знать.

– Значит, весь город знает, – задумчиво протянул я.

– Ну почти весь, – улыбнулась она…

Глава 13

Замначальника отдела как-то постепенно, но неумолимо завалил меня подготовкой различных справок. Поскольку я имел глупость продемонстрировать свою вопиющую грамотность и постыдное умение составлять гладкие документы, теперь они на меня и сыпались. И утром я отправился к нему с подготовленными проектами бумаг.

Он аккуратно зачесывал свой безупречный пробор перед большим овальным зеркалом.

– Разрешите, товарищ Первак? – спросил я, сначала отворив дверь и только потом сообразив постучаться.

Заместитель на миг смутился, но потом в привычной манере слегка насмешливо посмотрел на меня.

– Справка по влиянию антисоветских элементов на рабочую среду в угледобывающей сфере, – отчеканил я.

Первак благосклонно кивнул, барским жестом пригласив меня присесть. К нему, в нарушение приказа начальника о панибратстве и низком стиле общения в коллективе, не обратишься на «ты». Он сам говорил со всеми исключительно на «вы». И еще – он излучал величие. Умеют же люди себя преподнести! И все равно я чувствовал, что за его невозмутимым обликом скрывается что-то живое и страстное. Сперва не мог разобраться в нем, а потом заметил, как туманится его взор, когда на горизонте возникают смазливые особи женского пола. Тогда я понял, что заместитель начальника нашего отдела – классический франт и бабник. Такой коварный искуситель, паук-сердцеед. С его артистической внешностью быть таким нетрудно.

По уровню общения и культуры он выгодно отличался от остального личного состава отдела. И что, спрашивается, его, такого гладкого и сладкого, занесло сюда, в леса и болота, к грубым шахтерам и кулакам с бедняками? Углеградск, похоже, был для него местом высылки. Не удивлюсь, если по причине тяги к прелестницам.

Я бросился с места в карьер:

– Ефим Гордеевич, как вы считаете, правда Атамана тут держит царское золото?

Первак тонко улыбнулся и снисходительно изрек:

– И вас не миновала золотая лихорадка.

– А кого еще не миновала?

– Да все молодые сотрудники, кто к нам прибывают, пытаются искать это золото. Знаете ли, презренный металл притягивает человека как магнит. Феномен сознания. – Первак с его незаконченным высшим образованием любил щегольнуть умным словечком.

Вообще-то в его словах была доля истины. При мысли, что где-то в округе зарыт такой клад, у меня тоже сладостно томило в груди. Прямо перед глазами стояла картинка, как я извлекаю тяжелые ящики с презренным металлом, а потом купаюсь в лучах славы. И на слитки золота закупаются паровозы и машины, так необходимые для нашей страны. Эх, фантазия моя буйная.

Первак в двух словах ввел в курс дела. С началом Гражданской войны территория эта плотно контролировалась беляками. А в областной центр, тогда еще губернский, каким-то ветром занесло две тонны золота в слитках с императорской символикой. Потом его перевезли в Углеградск, чтобы обезопасить от наступающей Красной армии. Но наши неожиданно стремительно взяли губернский центр, а затем направились и сюда. Вывезти золото беляки якобы не смогли и спрятали до лучших, в их понимании, времен, в одной из бесчисленных заброшенных шахт.

– Как белых выбили, это золото ГубЧК искала очень активно, – пояснил заместитель. – Пытались установить очевидцев, свидетелей. И ничего толком не