Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

– Понятия не имею. А кто мог украсть? Ваш брат? Или я?

Она перепугалась:

– Что вы, что вы, я совсем не то имела в виду! Вы тут совсемни при чем, Владимир Петрович.

– Это уж точно, – пробурчал Архипов.

– Дверь-то была открыта. Вы сами сказали. Дверь былаоткрыта, и Макс вошел.

Архипов опередил ее на одну секунду и первым ухватился закоричневую сумищу. Просто так ухватился, из джентльменства. Нести ведь былонедалеко.

– Вы не знаете, ваш Макс не жулик?

– Я вообще ничего про него не знаю, – ответила она с усилиеми вдруг потерла желто-зеленые щеки.

– А в лицо знаете?

– Наверное, узнаю.

– Высокие отношения! – воскликнул Архипов, и Маша посмотрелана него испуганно. – Высокие, высокие отношения!

Она вошла и остановилась в центре полукруга сверкающейплитки.

– Направо, – предложил Архипов, – если очень замучились,можете сходить в душ. Хотите?

– Нет!

Он усмехнулся:

– Так я и знал. Ваш брат тоже сопротивлялся из последнихсил.

– Когда… сопротивлялся?

– Когда я волок его в душ.

Она посмотрела на Архипова с тоской. Как будто он заставлялее делать что-то, чего ей ни в коем случае делать нельзя. Например, улыбаться.

– У вас… совсем другая квартира. Не похожа на нашу.

– Конечно. Я все поменял, когда делал ремонт.

– Зачем? По-моему, в старых квартирах жить гораздо уютнее.

– Должно быть, потому, – провозгласил Архипов, – что яотчаянно молод душой и жить в старой квартире не могу! Подавай мне модерн, ивсе тут.

– Правда? – наивно спросила она.

– Правда, – подтвердил Архипов.

Она стащила с узких плеч немудрящую кожаную тужурочку,оставшись в штуковине с горлом и без рукавов, а он, наоборот, нацепил свитер,брошенный вечером в кресло.

Свитер прикрыл его, как броня. Все прикрыл – не только голыйживот, но и мысли, и смутное воспоминание о том, как она доставала ключи, аджинсовая ткань обтягивала длинную ногу.

Потирая ладошками худые предплечья, она обошла по кругубольшое помещение, некоторое время порассматривала картины, и даже по ее спинеАрхипов видел, как все это ей неинтересно.

– Красиво.

– Не утруждайтесь, – посоветовал Архипов невозмутимо, – явполне обойдусь без ваших комплиментов.

Она печально на него посмотрела и присела на высокий стул,где давеча сидел ее брат.

– Вы… скучаете по Лизавете Григорьевна?

– Не утруждайтесь, – сказала она тихо. – Я вполне обойдусьбез вашего сочувствия.

Ого! Вот тебе и медсестра из пятнадцатой горбольницы.

– Сливок налить?

– Что?

– Сливок в кофе налить?

– Да, спасибо.

Он поставил перед ней большущую чашку огненного кофе скруглой горкой снежных сливок и керамическую миску клубники – крупные, красные,блестящие, шершавые, холодные ягоды.

Она уставилась на клубнику, которая немедленно отразилась втемных золотистых глазах.

“Не стану на нее смотреть, – решил Архипов. – Ни за что нестану. Куда меня несет?!”

– Простите, что я вам так вчера нахамила, – покаяннопроизнесла она, и Архипов отнес это на счет клубники. – Я последнее время… не всебе.

Он кивнул и устроился напротив. Пришлось еще выискатьположение, чтобы его ноги не касались ее джинсовых ног. Она болтала ложкой вчашке, разваливая снежную гору, которая постепенно становилась коричневой.Архипов отхлебнул кофе и посмотрел в окно. Рабочий день начинается. Больше всегона свете он любил утро – начало рабочего дня.

– Маша.

Она вздрогнула и уронила ложку. Ложка зазвенела на мраморномприлавке.

– Маша, давайте вы быстренько обрисуете мне положение дел, –предложил Архипов, – и мы все решим. Потом разбудим вашего брата, и вы пойдетеспать, а я на работу.

– О чем вы… говорите?

– Я говорю о ваших делах. – На “ваших” он поднажат. –Рассказывайте.

– Мне нечего рассказывать, Владимир Петрович. Она напрягласьтак сильно, что дрогнула длинная джинсовая нога под столом. Архипов слегкаотодвинулся вместе со своим стулом. От греха подальше.

– Не беспокойтесь, вы будете рассказывать по плану.

– По какому плану?!

– Пункт первый. Почему ваша тетушка так настойчиво меняубеждала, что у вас нет никаких родственников? Вы знаете, она даже заставиламеня расписку написать, что я буду вам помогать и в случае чего не оставлю!

– И вы написали?!

– Ну конечно, – ответил Архипов с досадой, – от вашейтетушки отвязаться было невозможно! Кроме того, я думал, что вам пять лет.

– Почему? – удивилась она.

Он вздохнул.

– Потому что я не имел о вас никакого представления, вы ужизвините. Больше того, ваш образ ни разу в жизни не потревожил мой сон. Я знал,что у Лизаветы есть какая-то приемная девчонка, и все. То есть у ЛизаветыГригорьевны. Я думал, она волнуется, что вас сдадут в детдом.

Маша, не отрываясь, смотрела в свою чашку. Губы у неекривились.

– Пункт второй. Что за люди валом валят в вашу квартиру?Откуда они взялись? Почему взялись только после смерти Лизаветы Григорьевны?Кстати, от чего она умерла?

– От сердца.

– У нее было больное сердце?

– Да. Всю жизнь.

– Пункт третий. Что за ересь про нож, предвестник смерти,кровавый дождь, ритуальный круг и все остальное? Если у нее всегда болелосердце, почему ей только на прошлой неделе пришла в голову мысль, что онаможет… умереть? Почему она так… несокрушимо в это поверила?

– На прошлой неделе, – как во сне повторила Маша, – напрошлой неделе она была жива. В понедельник на прошлой неделе она была со мной.А теперь ее не стало.

– Пункт четвертый, последний. Он состоит из подпунктов “а” и“б”. “А” – почему ваш брат приехал именно сейчас? Вы что, сообщили ему о смертитети?

– Нет!

– “Б>>, – невозмутимо продолжил Архипов, – у кого естьключ от вашей квартиры? Кто мог ее открыть? Замок не взломан. Вы сейчас легко инепринужденно се закрыли. Значит, она была открыта ключом. В вашей квартиреесть ценности?