Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

Впрочем, она еще пока ни с чем не согласилась.

– Але, госпожа Тюрина!

– Хорошо, В девять. Спасибо вам большое, Владимир…

– Петрович, – подсказал Архипов.

– Владимир Петрович. Я… я вам заплачу.

– Я не служба по передержке собак, – отозвался он любезно, –мне гонораров не нужно. Обойдусь. С меня Лизавета Григорьевна обещание взяла.

– Господи, – вдруг простонала на другом конце ночного городаМаша Тюрина, – зачем же она еще и вас-то впутала! Впутала, а сама умерла! Именя одну оставила!

– Во что… впутала? – осторожно поинтересовался Архипов ипосмотрел на родственника, который все ел, ел, ел без остановки.

– Я не знаю, – с отчаянием сказала Маша, – я сама не знаю,Владимир Петрович, но во что-то… страшное.

Архипов сунул руку под свитер и потер спину – позвоночник,который зудел невыносимо.

Народная мудрость номер шесть гласила – никогда не бегивпереди паровоза. Любопытство на самом деле порок. Чуть-чуть терпения, и всеузнается само.

Поэтому он снисходительно попрощался:

– Спокойной ночи, Мария Викторовна. Или с добрым утром, какхотите. К девяти мы вас ждем.

И повесил трубку, даже не стал ждать, когда она с нимпопрощается, – вот какой молодец.

– Ну, чего? – с тревогой спросил юнец, как будто Архипов былего закадычный приятель, только что сдавший трудный экзамен.

– Чего?

– Чего она… сказала-то?

– Она ничего не сказала. – Архипов налил в кофейный порошоккипятку. – А я сказал, что ты останешься у меня до утра. Утром она приедет, ивы все решите.

– У ва-ас?

– У на-ас. Сколько тебе сахару?

– Шесть.

– Шесть… чего шесть?

– Ну, ложек.

– Как это мило, – сам себе бормотнул Архипов, – шесть ложек!Насыпай сам, я со счета собьюсь.

– А чего?

– Ляжешь в моей комнате на полу. У меня там матрас и одеяло.Я тебе не доверяю, а так все-таки на глазах.

– Да говорил же, что я не вор! Не стану я тут ничего красть!Больно мне надо! Я… в гости приехал, а не воровать!

Архипов взглянул на него и отхлебнул кофе.

– А мне Лизавета Григорьевна говорила, что у Маши никакихродственников нет.

Юнец презрительно фыркнул и пожал плечами. Губы у негошевелились – он считал ложки с сахаром. Досчитал, старательно помешал, издалекавытянул дудочкой губы, приблизил дудочку к краю кружки и стал шумно пить.

– Горячо, – заявил он, остановившись.

– Сколько дней ты не ел?

– Три.

– Почему?

Макс опять пожал плечами. Куртчонка колыхнулась и опаласкладками.

– Мать не давала. А потом я… уехал.

– А мать почему не давала?

– Да она мне уж давно не дает, – залихватским тоном ответилМакс и опять нагнулся, вытянул шею, сложил губы – приготовился к чаепитию. – Яучусь плохо. А она говорит – раз не учишься, так нечего мои деньги прожирать. Ине дает есть.

“О господи”, – подумал Архипов Владимир Петрович. Или онврет?

– А где же ты ешь?

– Когда бабка дает. Когда у пацанов.

Значит, есть еще бабка. Выходит, у девочки Маши просто кучародственников.

– Зачем ты приехал? – Чего?

– Того. Зачем, спрашиваю, приехал?

– Так. В гости. К Маньке.

– Она твоя… родная сестра?

– Не-а. У нас папашка один, а мамашки разные.

– А деньги на дорогу украл?

– Ничего я не крал! Говорю же, я не вор! Не вор!

– Тогда где взял?

– Заработал я! Я… штукатурить умею. В прошлом году работягампомогал и заработал.

Архипов открыл было рот, чтобы продолжить свои расспросы, иостановился.

Зачем?! Ему-то что за дело?! Кроме того, существовала ещенародная мудрость номер шесть. Про то, что любопытство на самом деле порок.

– Ну, вот что, – предположил он, одним глотком выпив остаткикофе, – давай спать ложиться. Мне завтра на работу.

Макс Хрусталев с сожалением отставил свою чашку, в которыйеще болтался чай с шестью ложками сахара.

– Можешь допить, – разрешил Архипов, и юнец стал торопливоглотать. Через секунду с чудовищными всхлипами он выудил из чашки последниекапли и, не мигая, уставился на Архипова.

– Иди сюда.

Макс сполз со стула и побрел за ним. Владимир Петровичраспахнул дверь в ванную.

– Сначала вымоешься. У тебя блох нет?

– Чего?!

– Вон шампунь и мочалка. Давай-давай, шевелись! Ты знаешь,сколько времени?!

– Мне чего, штаны при вас снимать?

– А ты что? Скромный?

Макс пожал плечами и нехотя стянул с плеч куртчонку. Под нейоказалась замызганная дешевая майка со зверской рожей посередине живота.Покосившись на Архипова, он стянул майку и переступил ногами – от неловкости.Без майки он напоминал грязную стиральную доску – волны ребер, серая кожа,впалый жидкий живот.

“Да уж, – подумал Архипов. – Может, “мамка” и впрямь есть недает!..”

Памятуя о его мучениях с краном, Архипов сам открыл воду вдушевой кабине и даже пощупал, достаточно ли теплая.

– Давай.

– Чего?

Архипов едва сдержался, чтобы не ответить – чего, и вышел.Было совершенно очевидно, что никакие его собственные штаны и майки МаксуХрусталеву не годятся. Конечно, в архиповскую майку его можно запеленать сруками и ногами, но вряд ли он согласится.

Он долго копался в гардеробе, пока не нашел то, что искал, –старые шорты на веревочке и розовую кофтенку, в которую переодеваласьдомработница Любаня, когда готовилась к трудовым подвигам. Любаня хоть и была втеле, но все же не такая здоровенная, как Архипов.

Вода в душе все шумела.

Архипов распахнул дверь, и в коридор немедленно и густоповалил пар.

В белых клубах, в сиянии крохотных мощных лампочек, всверкании плитки, зеркал, полов стоял совершенно голый Макс Хрусталев. Водахлестала за раздвижной панелью, а он, не отрываясь и разинув рот, смотрел наширокую полку, где теснились одеколоны, шампуни, пенки и прочая парфюмернаядребедень, которую Архипов любил.