Пороки и их поклонники - Татьяна Устинова

Макс послушно стал намыливать руки. Штаны спереди сталисовершенно мокрые, да еще на пол налилась небольшая лужица.

– А теперь чего?

– А теперь вытирай.

– Чем?

– Вон салфетки.

Целая катушка толстых и мягких салфеток была надета надеревянный фигурный штырь, торчавший из стойки. Макс вытер руки и растеряннопосмотрел на Архипова.

– Садись, – раздраженно сказал тот, – черт, навязался на моюшею!

– Я вам не навязывался!

– Еще как навязался!

Макс снова влез на стул, и перед носом у него очутиласьогромная тарелка с розовыми кусками мяса и желтыми кусками сыра – куда тамстарику с его бубликом! Вместо хлеба в плетенке лежала длинная поджаристаяпалка, огромные ломти. Эти ломти пахли так, как пахло в Сенеже возлехлебозавода. Макс икнул.

– Ешь, – велел Архипов и отвернулся.

Макс снова икнул. Руки затряслись и похолодели, в глазахпоплыло. Так у него плыло в глазах только один раз. Когда он на спор с пацанамизакурил сразу шесть папирос и выкурил их до конца. Макс судорожно выпрямился изадышал открытым ртом, разевая его, как рыба, и по-рыбьи же тараща мутныеглаза. Все-таки он справился с собой, муть откатилась от головы, ему удалосьпротянуть руку к ломтю поджаристого хлеба, и он стал жевать, отрывая зубамиогромные куски и стараясь глотать не слишком шумно.

Архипов на середине открыл толстенный справочник и сталлистать тонкие, мелко напечатанные страницы. Ему нужны были медицинскиеучреждения.

Юнец затолкал в рот последний кусок хлеба и сразу же схватилвторой. Почему-то он ел только хлеб, а сыр и мясо не трогал.

Архипов нашел больницу номер пятнадцать, отчеркнул ручкойномер и позвонил. В приемном покое – ясное дело! – никто не знал ни про какуюМарию Викторовну Тюрину, и он едва выпросил телефон какого-то отделения, откудаего послали в хирургию, и в хирургии никто долго не брал трубку, и он снованабрал, решив, что ошибся, и снова ждал.

Юнец добрался наконец до сыра и мяса, рвал их зубами, глазабыли бессмысленными.

– Хирургия, але! – ответил тусклый голос, который Архиповнемедленно узнал.

Узнал и покосился на часы – ровно три.

– Здравствуйте, Мария Викторовна, – сказал он любезно. –Архипов Владимир Петрович вас беспокоит, сосед.

– Кто-о? – оторопело спросили из трубки.

– Архипов, говорю! – Он слегка повысил голос. – МарияВикторовна, к вам родственник прибыл. Погостить. Именует себя Макс Хрусталев.Пока гостит у меня.

В хирургии воцарилось молчание. Памятуя народную мудростьномер три – о паузе, которую нужно держать, – Архипов посмотрел на родственникаМарии Викторовны, а потом на чайник. Родственник жадно и некрасиво ел. Чайникготовился закипеть, шумел громко и уверенно.

Архипов достал с полки чашку, сахарницу и коробку с чайнымпакетами. Мария Викторовна все молчала.

– Вы… – помолчав еще немного, выдавила она, – вы ошибаетесь,наверное. У меня нет никаких родственников.

– Господин Хрусталев вам не родственник?

Вышеупомянутый господин вдруг перестал жевать и уставился наАрхипова. В глазах у него больше не было голодной мути, только, пожалуй, страх.

– Я…не знаю.

– Не знаете, родственник он или нет?

– Почему он… у вас?

– Поначалу он был у вас, – заявил Архипов. – Я валандаюсь сним уже час.

– Почему вы с ним… валандаетесь?

– Потому что среди ночи залаяла моя собака! Дверь в вашуквартиру была открыта. Я вошел и нашел на полу родственника. Если онродственник, конечно.

– Как – открыта?! – вскрикнула Мария Викторовна во весьголос. – Почему открыта?!

– Вот этого я не знаю, – признался Архипов. – Так онродственник или нет?

– Да, – произнесла она устало, – это мой брат.

– Вот как, – изумился Архипов. – А я что-то слышал о том,что у вас нет кровных родственников.

– Есть, – сказала она. – Он все еще у вас?

– Где же ему быть!

– Дайте ему трубку, – распорядилась она, и Архиповразозлился. Бесцеремонность всегда его раздражала.

– Это вас, – сказал он юнцу и сунул ему трубку.

– Да, – пробасил юнец, с трудом проглотив очередной кусокмяса. – Манька, это ты?

Архипов прикидывал, чего бы ему выпить – чаю, кофе иликоньяку, – и решил, что кофе. Все равно не спать!

Юнец слушал, что ему говорила Манька, недолго. Архипов дажене успел насыпать в кружку кофейной крошки.

– Она теперь вас просит.

Пластмасса, там, где ее держал Макс Хрусталев, была теплой ивлажной. Архипову не хотелось ее трогать, и он прижал трубку плечом.

– Ну что, Мария Викторовна?

– Я сейчас приеду, – быстро сообщила она. – Вы меняизвините, Владимир Петрович, пусть он еще у вас побудет.

– У меня?! – поразился Архипов.

Он наивно надеялся, что остаток ночи проведет в собственнойпостели, а не в обществе брата “бедной девочки” Маши Тюриной.

– Да, – нетерпеливо сказала она, – не пускайте его в моюквартиру! Я вас умоляю, пожалуйста!

– А я что должен с ним делать?!

– Ничего! Ничего. Я сейчас приеду и уведу его. Он не долженздесь оставаться.

– Сейчас – это когда? – уточнил Архипов, злясь все сильнее.– Кроме того, моя собака сторожит вашу квартиру. Мне хотелось бы забрать ее обратно.

– Я… я постараюсь побыстрее. Только отпрошусь и…

– Так, – заявил Архипов твердо. Все же он был вожак. Можетбыть, Мария Викторовна об этом ничего не знала. – Значит, так. Моя собакапродолжает сторожить вашу квартиру. Ваш брат остается у меня. Вы приедетеутром. Часам… – Он секунду подумал. – …к девяти. Не к шести, не к восьми, а кдевяти. Вам ясно, Мария Викторовна Тюрина?

– Почему… к девяти? – помолчав, смиренно спросила она.

– Потому что до девяти я забудусь крепким спокойным сном.Приедете к шести, будете на лестнице сидеть. Моя собака без меня в вашуквартиру никого не пустит, а в мою вы смело можете не звонить. Я не открою.Договорились?

Она молчала, и он понял, что победил.

Он посадил себе на шею сенежского брата, который ел, какбездомный пес. Он взял на себя – вернее, на Тинто Брасса – охрану соседскойквартиры. Он создавал самому себе массу неудобств, но что неудобства всравнении с тем, что последнее слово все-таки осталось за ним и длинноногая,веснушчатая, темноволосая, высоченная Мария Викторовна согласилась выполнитьвсе его указания и вообще теперь у него в долгу.