Двери в темное прошлое - Екатерина Островская

— Я все поняла, — сказала мама, — так, может, и лучше. И денег тратить не придется. Поздравляю от всей души.

Мама прислала подарок — постельное белье — и перевела сто тысяч рублей — огромные, по представлению мамы, деньги.

После смерти бабушки мама уехала в доставшийся ей по наследству домик. Хотя домик был оставлен Марине, но мама в шутку предложила поменять бабушкино наследство на их квартиру на Васильевском. Но затем ту квартирку пришлось продать и купить маленькую на окраине, чтобы закончить учебу, да и маме тоже приходилось нелегко… Потом и тот бабушкин домик снесли, но маме в порядке компенсации за землю дали небольшую студию.

Свадебное путешествие было прекрасным. Особенно поразила выставка мебели. А еще Марине очень понравился немецкий партнер мужа. И она ему, судя по удивленному взгляду Ленца, понравилась тоже.

Они сидели рядом, когда заключали сделки, разговаривали на немецком, а Валентин понимал и только.

Перед самым окончанием выставки Лужины сидели в гостиничном номере и отдыхали. Пришел Ленц, опустился в кресло и сказал, что у него есть предложение. Даже не одно. Первое, это свадебный подарок лично для Марины — два с половиной процента акций его фирмы. А деловое предложение — дополнить пакеты акций. Уве хотел получить двадцать процентов русского предприятия в обмен на десять процентов своего.

Предложение было очень выгодным, но Валентин отказался. То есть отказался, но не наотрез. Объяснил, что дела у него идут в гору, а у Ленца «нах унд нах», то есть мало-помалу или едва-едва, а потому он готов отдать десять процентов своих в обмен на десять процентов немецких акций. Иначе это будет выглядеть как недружественное поглощение.

Ленц рассмеялся, потом посмотрел на Марину, вздохнул и согласился.

— Только есть один условий, — произнес он по-русски, — ты страхуешь свой бизнес, а мой уже застрахован. Ты страховать свой жизнь, а свой бизнес тоже. Если кто-то из нас будет умирай, то страховку жизни получать родственники, а страховка по бизнесу — тебе или мне. Будем посмотреть, кто из нас умрет первым.

Валентин помолчал немного и кивнул. И только потом спросил:

— Зачем тебе моя страховка моего бизнеса?

— Потому что я не хочу, чтобы наш общий бизнес умирай. Я умру, данке шон, а тебе зер шаде. Очень жаль, но фирма «Ленц» должен жить. И не важно, кто хозяин: ты или я. Как скажет бог, так и будет. О’кей?

— Их бин айнферштанден, — ответил Валентин.

— Это хорошо, что ты согласен, — улыбнулся Ленц, — но это будет все в случай, если ты меня познакомишь со свой дизайнер. Потому что это очень и очень большой перспектива для нас двух. Ферштеен?

И тут Валентин рассмеялся. Не просто хихикнул, а в голос и громко — так, что не мог остановиться. Смеялся дольше, чем позволено приличиями, и немецкий партнер удивился.

— Вас ист лос? — спросил он у Марины. — Я что-то смешной очень сказал?

— Давай контракт, и я подпишу, — произнес Валентин. — Мой дизайнер — это моя жена.

Уве шагнул к Марине, наклонился. Взял ее ладонь и прикоснулся к ней губами.

— Зер шаде, — произнес он, — очень жаль, что я уже такой старый и такой женатый.

Утро второго дня было солнечным. На небе не было ни облачка, и можно было не сомневаться, что весь день будет таким же ярким и ласковым. Кто тогда мог предполагать, что принесет вечер. Муж отправился на работу, что по воскресным дням случалось не так уж и редко. А вскоре пришел Карсавин.

Писатель появился не один, а с молодым человеком, которому на вид лет было даже меньше, чем Марине. У молодого человека были длинные волосы, которые опускались ниже плеч и заканчивались короткой косичкой.

— Это Максим, — представил его писатель, — ваш сосед с другой стороны. Вчера его не было. А сегодня мы встретились, и я ему рассказал о вас.

— Просто я сказал, что видел девушку на вашем участке, — объяснил молодой человек, — и тогда Иван Андреевич любезно предложил познакомить меня с вами.

— Вы тот самый компьютерный гений? — догадалась Марина. — Я столько слышала о вас.

— Правда? — обрадовался молодой человек, ничуть не удивившись, что его назвали гением. — Я думал, что скромненько тут живу. Никуда не выхожу, сижу все время дома, работаю. Только вчера выбрался в город по делам.

— А сегодня не собираетесь в Ветрогорск на праздник города?

— Сегодня? — удивился Карсавин. — Я в прошлом году побывал, и, признаюсь, мне понравилось. Я даже в конкурсе поучаствовал по стрельбе из пневматического оружия и в кегельбане отметился.

— И как, успешно?

— Куда там, — расстроился писатель, — здесь, как выяснилось, что ни житель, то снайпер. В стрельбе победила одна старушка — ей лет девяносто. Может быть, даже все сто: руки у нее дрожат, очки с толстыми линзами. Она все время спрашивала: «А куда тут стрелять?» А потом щелк, щелк, щелк… И главный приз — микроволновка — ей достался. Все смеялись, веселились, а я как подумал, сколько лет было этой снайперше во время той зимней войны с финнами, так мне как-то сразу нехорошо стало. Зато я в кегельбане отметился: второе место занял. Повезло, что местные играть не умеют. У них все шары по воздуху летели. Дикие люди… Что с них взять…

— А кто тогда на первом месте? — поинтересовался Максим.

— Да какой-то школьник местный. Но у них так устроено здесь, чтобы местные побеждали. Вадим тоже решил поучаствовать в конкурсе вокала. Исполнил романс «Пара гнедых». Так старался, что слезу у меня выбил. Очень проникновенно исполнял: «Грек из Одессы, еврей из Варшавы, юный корнет и седой генерал. И каждый искал в ней любви и забавы и на груди у нее засыпал…» Здорово пел, я, честно говоря, не ожидал. И тоже второе место, хотя все его узнали, вопили: «Окатыш! Окатыш!» А победила продавщица с местного рынка. Рыбой торгует. Она исполнила финскую польку. Товар у нее на прилавке качественный, конечно, но чтобы вот так — обойти заслуженного артиста…

— Я точно поеду, — заявила Марина, — только муж с машиной в городе.

— Так на моей отправимся, — предложил писатель. — Леня Панютин поедет на своей, но у него места будут заняты — он повезет жен своих заместителей Любу и Виолетту, как и в прошлом году.

— Там, вероятно, местное пиво разливают.

— А как вы догадались? — сделал удивленное лицо Карсавин и тут же вспомнил: — Только вы маечку вчерашнюю наденьте. Это я намекаю на то, что народ здесь дикий. Дикий-то дикий, но по-английски местные понимают. Надпись, конечно, вряд их остановит.

— А что там написано? — поинтересовался Максим.

— А там как в музее, но только на английском: «Экспонат руками не трогать», — объяснил Иван Андреевич.

— Вы серьезно? — не поверила Марина. — Неужели в такой майке опасно ходить?

— Шучу, конечно, но там на площади достаточно тесно. Толпа большая собирается.