Аттила. Предводитель гуннов - Эдвард Хаттон

Аттила ушел. Он форсировал Сену, и теперь его ждала переправа через Об. Именно здесь авангард императорских армий впервые вошел в соприкосновение с теми, кого преследовал. Была ночь. Охранять переправу Аттила оставил гепидов, и именно они приняли на себя первый удар Аэция, авангард которого состоял из франков. Сражение длилось всю ночь, и к утру переправа перешла в руки Аэция. На поле битвы осталось лежать примерно 15000 тел убитых и раненых. Аттила пересек Шампань, но императорская армия продолжала следовать за ним по пятам. Ему пришлось вступить в бой. Это сражение стало одним из самых известных, а также едва ли не самым важным в истории Европы, ибо здесь было спасено ее будущее. Битва развернулась по всему обширному пространству Шампани между Обом и Марной, но центром его в конечном итоге стали внушительные укрепления у Шалона, которые и сейчас еще зовут Лагерем Аттилы. Сражение это осталось в истории как битва на Каталаунских полях.

Вполне возможно, что бой у Оба дал Аттиле время возвести эти земляные укрепления — одни из самых высоких и внушительных сооружений в Европе, которые, вздымаясь над пустынными пространствами Шампани, создают впечатление, что созданы они не человеческими руками. Здесь он и остановился. Убедившись наконец, что сражения не избежать, он расположил лагерем свое войско и приготовился к бою.

Именно в этом жутком и трагическом месте Аттила собрал совет. Как и всегда в решающие моменты своего жизненного пути, он был полон суеверий, и перед ним прошла бесконечная процессия ясновидцев, гадателей и предсказателей, которые пророчили исход битвы по полету птиц и по внутренностям животных. Колдуны наконец осмелились сообщить Аттиле, что его ждет поражение, но, наверное, чтобы спасти свои головы, они добавили, что и главный его враг погибнет в сражении. Страх, который он внушал гунну, был убедительным доказательством талантов Аэция. И когда Аттила услышал эти слова, он, расставшись с огорчением, немедленно преисполнился радости и довольства. Если Аэций расплатится за его поражение своей жизнью, почему бы ему, Аттиле, не оправиться от него, поскольку главного противника больше не будет!

С легкой душой он стал готовиться к предстоящему сражению. Иордан, за рассказом которого мы вынуждены следовать, поскольку он является единственным авторитетом в повествовании о сокрушительном поражении гуннов в Галлии, описал нам, хотя и довольно туманно, расположение сил и ход сражения. Тем не менее, следуя за ним, необходимо помнить, что он был готом и большей частью придерживался готских традиций; кроме того, не стоит забывать и о собственном здравом смысле.

Иордан рассказал, что Аттила старался как можно дольше избегать сражения, но, хотя он не был свободен от страха и трепета, все же в три часа дня атаковал, считая, что, если фортуна и отвернется от него, приход ночи поможет бегству. Затем хроникер описал поле битвы. Между двух армий, если я правильно понял его, шла возвышенность, которая давала немалые преимущества той стороне, что владела им. Его занимало правое крыло сил гуннов, а правое крыло императорской армии состояло из вспомогательных частей.

Правый фланг римской армии держали Теодорих и его вестготы, слева стояли Аэций и римляне; между ними, защищая центр и находясь под присмотром Аэция и Теодориха, располагался ненадежный вождь аланов Сангибан.

Гунны расположили свои войска в другом порядке. В середине, окруженный своими самыми лучшими закаленными воинами, стоял Аттила, как всегда озабоченный своей личной безопасностью. Крылья его армии полностью состояли из союзников, возглавляемые своими вождями — остгот Валамир и гепиды со своим королем Ардариком, которого Аттила любил больше всех прочих и доверял ему. Остальные, сборище королей и вождей бесчисленных племен, ждали слова Аттилы, потому что царь царей Аттила возглавлял их и от него одного зависел исход сражения.

Как утверждает Иордан, оно началось битвой за ту самую возвышенность между двух армий. Удача сопутствовала вестготам под командой Торизмунда, которые смяли гуннов и оттеснили их.

Подался назад и Аттила и, видя, что его воины отступают, обратился к ним с призывом, смысл которого передает Иордан.

«После таких побед над многими народами, когда вы завоевали почти весь мир, я думаю, смешно воодушевлять вас словами, словно вы не знаете, как драться. Пусть этим занимаются новые командиры, которым приходится иметь дело с новичками. Вам это не нужно. Ибо кто вы, если не воины? Что еще вы умеете делать, кроме как драться, и что может быть слаще для вас, чем месть, которую вы творите собственными руками? Так что мужественно атакуем врага, потому что первыми в бой идут лишь самые отважные. Разгромите это сборище племен, у которых нет ничего общего между собой, кроме страха перед нами. Еще до того, как они столкнутся с нами, страх заставит их убегать все выше, чтобы закрепиться над этим широким полем.

Мы знаем, как слабы римляне в бою; они теряют мужество даже не от первой раны, а едва только увидев пыль на поле сражения. До того как они собрались воедино, до того как они сомкнули щиты, атакуйте их, опрокиньте аланов и ударьте с тыла по вестготам. И к нам придет быстрая победа. Если они дрогнут, то их ряды ослабеют и падут, и вы переломаете им кости. Да наполнятся ваши сердца отвагой! Покажите присущее вам мужество, которое никогда не покидало гуннов! Оно обеспечено вашим оружием. Пусть даже раненый не падает, прежде чем не убьет врага, пусть те, кто останется в живых, потонут в горах трупов. Того, кто обречен жить, ничто не сломит, и конец его жизни придет не в бою. И разве те победы, что гунны одержали над племенами и народами, не подготовили их к этой самой главной битве? Разве не наши предки привели нас из забытых болот Азова на это поле сражения? Ничто не может обмануть меня; здесь, на этой равнине нас ждет слава, а это неисчислимое воинство, собранное по воле случая, не осмелится взглянуть в глаза гуннам. Я первый обрушу свой меч на врага, и если кто-то помедлит пойти в бой за Аттилой, то, значит, он мертв и его ждет погребение».

Эти слова, говорит Иордан, настолько воспламенили сердца гуннов, что все они, как один, ринулись в битву.

Доподлинно мы ничего не знаем об этом ужасающем столкновении, но его исходом стало спасение западного мира. Правда, Иордан представил подробный отчет, но мы не можем определить, что в нем соответствует действительности, а что является плодом его фантазии. Мы знаем, что жестокое сражение охватило все пространство; Иордан утверждает, что равных этой битве не было и мир не видел такого количества павших. Он рассказывает, что ручей, протекавший через поле боя, бурлил кровавыми водоворотами: «те, кто, мучимые жаждой, пили из него, пили смерть и убийства». По рассказу Иордана, именно в этот ручей упал с коня Теодорих, король вестготов, и, растоптанный копытами, пал под ударами мечей, исполнив тем самым пророчество, которое Аттила услышал от своих колдунов. Но гибель короля настолько разъярила вестготов — хотя тут мы должны с осторожностью следовать за Иорданом, — что они сошлись с врагом врукопашную и едва не зарубили самого Аттилу. Именно их отчаянный натиск оттеснил предводителя гуннов и его охрану, стоявших в самом центре боя, к земляным укреплениям, которые при всех их размерах не смогли остановить гневных вестготов. Спустившаяся ночь позволила сопернику укрыться под их защитой.