Пройдя долиной смертной тени - Роберт Хайнлайн

Выразительнейшее мычание.

—Работаем. Держите аспиратор, доктор. Сестра, свет! Поверните монитор сюда! И найдите где-нибудь доктора Фейнстейна.

Смит чувствовал, как с ним что-то делают. Прикосновения были мягкие и осторожные.

—Дайте-ка посмотреть… отлично. Теперь роторасширитель… Мистер Смит, когда мы уберем аспиратор — постарайтесь не кашлять. Иначе все пропало. Зато вы сможете говорить.

—Бохэ… ше… уши… ошь!

—Полегче, полегче. Медленно, тихо. Не напрягаясь. Вам предстоит учиться всему, и говорить в том числе…

—Боже… все… полу… чилось!

—Это точно. Первая в истории человечества пересадка мозга. Теперь вы переживете нас всех. Это молодое и здоровое тело.

—Но я… черт… не чус… ничего… ниже шеи…

—Счастливчик, — хмыкнул доктор Хедрик. — Мы держим вас на релаксантах — на случай появления спонтанных движений. Надеюсь, теперь этот день недалек… — «Поживем — увидим», — добавил он про себя.

—Как… долго?..

—Не знаю. Впрочем, шимпанзе доктора Бойла восстановились очень быстро. Не беспокойтесь. Даже если вам придется осваиваться с новым телом месяцы или годы — у вас останется еще очень много лет впереди. Не удивлюсь, если вы дотянете до двухсот. А сейчас я осмотрю вас. Сестра, ширмочку.

—У пациента завязаны глаза.

—Ах, да, точно. Мистер Смит, скоро придет наш окулист доктор Фейнстейн, он решит, не повредит ли вам свет. А пока — сестра, уберите покрывало.

Впрочем, и без покрывала новое тело было более чем закрыто. Пластиковый корсет дыхательного аппарата простирался от шеи до лобка; руки и ноги были фиксированы мягкими ремнями с подушечками; мочеприемник и анальный дренаж функционировали нормально; в вены было введено шесть постоянных катетеров: для искусственного питания, для взятия крови на анализы — и просто на всякий случай. Все оплетали провода и кабели. Тело, скрытое всем этим, было достойно кисти Микеланджело — но сейчас, сию минуту, только врачи могли смотреть на него без содрогания.

Доктор Хедрик казался довольным. Он провел пальцем по подошве правой стопы: пальцы рефлекторно поджались. Впрочем, пациент, как и следовало ожидать, не прореагировал.

—Доктор Хедрик? — раздался голос от пульта.

— Да?

—Доктор Фейнстейн оперирует.

—Понятно.

Он жестом велел сестре укрыть пациента.

—Мистер Смит, вы слышали? Доктор Фейнстейн на операции, поэтому не сможет осмотреть вас. Может быть, это и к лучшему: слишком много впечатлений за один день. Пора спать.

—Нет. Вы… откройте… глаза… мне… глаза…

—Не могу. Подождем доктора Фейнстейна.

—Нет! Вы… здесь… главный…

—Именно поэтому я и требую, чтобы глаза вам открыл окулист.

—Черт по… бери… Джейка Сэ…лэмэна… позовите…

—Мистер Сэлэмэн в Европе. Мы известим его, что вы пришли в сознание. Может быть, завтра он будет здесь. Спите.

—Не хочу!

—Вы будете спать. Знаете, почему? Потому что я здесь главный. — Доктор Хедрик жестом показал Бреннеру, что надо делать. — Сейчас в вашу кровь поступит легкое снотворное, и вам очень захочется спать. Спокойной ночи, мистер Смит, — и еще раз мои поздравления.

—Черт… вас… невоз… невозможно… Он уснул.

Потом на секунду полуочнулся:

—Юнис?

Да, босс. Все отлично. Спите.

И он заснул снова.

—Привет, Джейк!

—Здравствуй, Йоханн. Как чувствуешь себя?

— Как лиса в капкане. Правда, иногда эти сволочи вкалывают мне что-то, от чего становится этак светло-сладко. Так где тебя носило, старый негодяй?

—Я был в отпуске. Кстати, это был мой первый отпуск за пятнадцать лет. Имею право?

—Да ладно… О, как загорел! И похудел, кажется? Но вообще, Джейк, тем, что тебя не было рядом первые дни, — ты меня обидел. Наплевал в душу.

—Чушь, Йоханн. Откуда у тебя душа?

—Ты не прав, Джейк. Душа у меня есть, только я не очень любил ее демонстрировать… Ох, черт, как же ты был мне нужен!

—Я даже знаю зачем. Ты хотел, чтобы я мешал доктору Хедрику работать. Поэтому я и отсиживался в Европе.

—Скользкий ты тип, Джейк… Что было, то было. Теперь ты здесь. Понимаешь, этот Хедрик — неплохой врач, но слишком уж строг. По всяким пустякам. Это надо поправить. Я тебе скажу, что ты должен велеть ему сделать. А если он растопырит иголки, намекни, что незаменимых нет.

— Нет.

—Не понял?

—Чего тут не понять: нет. Я не буду этого делать. До сих пор я в работу доктора Хедрика не вмешивался, и результаты оказались неплохие. Пусть оно так и идет.

—Джейк, ради бога! Ты просто не понимаешь! Слушай, я ведь уже не в критическом состоянии! Я поправляюсь, Джейк! Знаешь, что я сегодня сделал? Я пошевелил указательным пальцем! Самостоятельно! Понимаешь, что это значит?

—Конечно. Ты уже можешь торговаться на аукционе. Или подзывать официанта.

—Дубина! Я ведь уже шевелил пальцами ног! Через неделю я встану и пойду, понял? Я уже дышу сам, без аппарата, и этот корсет — просто на всякий случай. И все равно — они обращаются со мной, как с лабораторной макакой. Разрешают бодрствовать совсем немного — черт, даже бреют меня во сне… и бог знает что еще вытворяют! Я так больше не могу. Я все время привязан. А во время физиопроцедур по крайней мере шесть человек меня держат… Если не веришь, загляни под покрывало. Я заключенный. В моем собственном доме!

Сэлэмэн не пошевелился.

— Я верю…

— Пересядь, мне так неудобно на тебя смотреть. Они мне даже голову привязали. Зачем?

— Я не знаю. Спроси врача.

— Да не буду я его спрашивать, я уже сыт по горло его сержантским тоном!

— А я не буду соваться в медицину, потому что ни хрена в ней не понимаю. Йоханн, давай по-простому: ты идешь на поправку. Подумай, стоит ли менять игрока, благодаря которому команда выигрывает матч? Я не верил в успех. Ты, по-моему, тоже.

— Н-ну… в общем, нет. Я просто решил сыграть на свою жизнь — буквально… И почему-то выиграл.

— Так почему ты даже не пытаешься быть благодарным, а ведешь себя как избалованный мальчишка?!

— Тихо, Джейк, тихо. Не бери пример с меня.

— Бог свидетель: с тебя я примера не беру! Я сам так думаю. Прояви свою благодарность. Возблагодари Всевышнего — и доктора Хедрика!

— И доктора Бойла, Джейк. Я благодарен им, Джейк, благодарен от всей души. Меня вырвали из самых когтей смерти — и я вновь надеюсь на долгую счастливую жизнь. А все, чем я рисковал, — это лишь пара недель невыносимой жизни… Я не могу выразить словами, как я рад. У меня прекрасное зрение, я вижу оттенки, о которых давно забыл. Я слышу высокие ноты… я прошу ставить пластинки с симфониями — и слышу, как звук пикколо поднимается, поднимается… и скрипки! Я слышу все высокие звуки — и мой голос стал выше: теперь у меня должен обнаружиться тенор. И я чувствую запахи, Джейк! Я миллион лет не чувствовал запахов! Сестра, пройдите рядом и дайте вас понюхать…