Лесная свадьба - Александр Степанович Мичурин-Азмекей

— Отец Дмитрий не помог, так черти Коммунисту помогают, что ли…

Во время эпидемии люди остерегались ходить друг к другу, но Шапи, услышав счастливую весть, поспешил к Миклаю.

— Как здоровье? Как чувствуешь себя? — начал он еще с порога.

Миклай поднял голову с подушки, слабым голосом пригласил Шапи войти в комнату. Нерадостен был их разговор. Но Миклай настоял, чтобы Шапи сходил в волисполком, рассказал все.

— Так и скажи: скоро весна, а сеять нечего… Своя власть — поможет чем-нибудь, хоть советом, но поможет!

— Да кто со мной разговаривать-то там будет? Кому я там нужен… Никого не знаю, и меня никто не знает…

— Ничего, дело познакомит.

На следующий же день отправился Шапи в путь. Дорога обтаяла, почернела. Она выступала над осевшими снегами будто черный пояс на белом кафтане. Впереди, крича во весь голос, поднимались в небо грачи и галки, облетали путника стороной, широким полукругом, и снова садились. Чернела на бугре мельница. В последнее время она пуста. Лишь изредка заедет туда кто-нибудь из мужиков побогаче, у которых еще сохранилось зерно. И заскрипят, завизжат тогда жернова — аж сердце заноет.

Хозяин на мельнице другой — и цена другая.

— Что это, уважаемый, цена вздорожала? — спрашивают Кавырлю.

На что он сердито отвечает:

— Раньше один хозяин был, а сейчас их два. Обоим плата нужна…

В волисполкоме Шапи сказали, чтоб он принес список бедняков, нуждающихся в семенном зерне, составленный комбедом. В тот же вечер в доме Кргори Миклая собрались люди. Пришли даже те, чья нога раньше сюда и не ступала. Привели учителя, чуть ли не силой привели, усадили за стол — пиши!

Миклай, облокотившись на подушку, поднялся, сел поудобнее и сказал:

— Пиши аккуратно, обдуманно…

— Как ни пиши — все пойдет, — ворчал Павел Дмитриевич. — А вот кто распишется?..

— Пиши, пиши, — закричал Верок. — Есть у нас такой человек — Миклай свою подпись поставит!

— Мне что, напишу. Только вряд ли толк будет…

«Да, — подумала Настий, слушая этот разговор. — Так все на бумаге и останется…»

Когда Миклай, подписав под бумагой «Комбед Миклай Головин», откинулся на подушку, один старичок, задумчиво пощипывая свою седую бородку, печально сказал:

— А ну как дадут семена — а я уж и участок свой продал…

— Ничего, — утешил его Миклай. — Лишь бы дали. Землей-то уж как-нибудь всех обеспечим.

Утром Шапи выехал на трех подводах в Кужмару. За ночь снежная вода уже проточила местами дорогу. Подмерзший ледок трещит и ломается под полозом, хрустит под копытом. Кажется, и лошади бегут веселее, и голосистые скворцы так свистят, словно ржут маленькие жеребята в небе…

Семена выдали, и Шапи, не дожидаясь, когда подмерзнет дорога, погнал лошадей обратно. В деревню вернулся к вечеру. Привез овес, гречиху, полбу. Замок, висевший на двери кооператива, отомкнули, и народ, увидя открытую дверь лавки, веря и не веря этому, заспешил сюда.

— Что привезли?

— Кому будут давать, по сколько? — спрашивают все друг у друга, и в глазах светится надежда.

После этого зачастили люди к Кргори Миклаю.

— Миклай, помоги семенами, век не забуду твою доброту…

— Пожалей, у меня трое мальцов… Если не засеем — помрут!

— Вот соберем народ, обговорим все, тогда и поделим по справедливости, — отвечает Миклай.

Он уже встает с постели, но на улицу выходить опасается. Подойдет к окну и смотрит, смотрит. А там с каждым днем все более открываются обогретые солнцем и умытые талой водой поля, они сверкают на солнце и дышат теплом. Идалмасов холм уже освободился от снега совсем, на вершине его, на подсохшей уже земле, играют ребятишки. Они, как и всё вокруг, ожили, повеселели и смотрят сейчас на мир с надеждой и интересом.

Глядя на них, Миклай вспоминает отправленных в детдом сирот. Из Казани нет никаких вестей: что там, как живут — не известно.

Верок, остановившись у холма, подумал: «И мой вот так бы сейчас бегал…» — и накатились слезы на его глаза. Младшенький не пережил минувшей зимы.

Настий, идя за водой, долго наблюдала за играющими детьми, улыбалась, вспоминая прошлое: и свое далекое детство, и девичество, когда все вечера проводила здесь, на холме. Улыбалась она и другому, ощущая, как зреет в ней новая жизнь. Она об этом еще никому не говорила, даже Миклаю. Ничего, придет время — сам увидит.

Вот и окончилась эта тяжелая, беспощадная ко многим зима. Вновь открылась дверь кооперативного магазина. Как и прежде, стоит у весов Шапи, он отвешивает людям семенное зерно. Видны на прилавках и остатки прошлогодних товаров. Даже вывеска, омытая первым весенним дождем, кажется подновленной, ярко сверкает на солнце.

Прошла зима…

11

Прошумели первые весенние дожди. Зазеленели, покрылись молодой травкой луга. Взошли яровые. У тех, кто отсеялся раньше, они уже зеленеют нежным ковром, у припозднившихся — только ростки проклюнулись. У иных вообще не засеяно. И поля от этого кажутся пестрым лоскутным одеялом. Но все равно хлеба радуют, вселяют надежду.

Вот уже и скот на луга вывели, и не слышны по дворам жалобные тягучие голоса животных. Волга поднялась, затопила пойменные луга, дошла до самых деревень. Весь день плавают по высокой воде лодки, а ночью костры горят, бросая отсветы до самых звезд. У боды все, даже те, кто не рыбачил никогда. И пахнет в деревне свежей рыбой, илом, травой и речной водой.

Рыба — доброе подспорье весной, когда даже нитка сушеных грибов считается деликатесом. Рыбы всем хватает, остается и для продажи. А скоро появятся молодая крапива, щавель, борщевник, снить, проклюнутся из земли первые грибы вязовики… Так что с пустым желудком никто не останется — лето всех накормит.

Учитель Павел Дмитриевич вернулся домой мокрым с головы до ног. Ходил он ловить рыбу наметом и вот возвращается… Одежда липнет к телу, из голенищ длинных охотничьих сапог при каждом шаге плещет грязная вода, урчит, хлюпает.

— О господи, где это ты так вымок? — встречает его жена.

— Рыбу-то в воде ловят, — бурчит учитель.

Это ничего, что промок, — главное, жив остался, чудом от смерти спасся. Испуг еще не совсем прошел, и Павел Дмитриевич с содроганием вспоминает случившееся. Плотик, на котором он стоял, от неосторожного движения вдруг развалился, и незадачливый рыбак с головой ухнул в воду. Течением подхватило его и понесло на стремнину. На счастье, рядом оказались рыбаки с лодкой, они и выловили учителя.

Павел Дмитриевич сбросил в угол старую одежду, надел белую холщовую рубаху, такие же штаны, босиком прошел к столу и сел на лавку, вытянув ноги.