Стокгольм delete - Йенс Лапидус

– Знаю, знаю… но зачем… – И тут он понял. – Значит, контора не знает? Левая работа?

Она вздохнула.

– Не знает. И никто не должен знать, даже если ничего не состоится. Кстати, подследственного зовут Беньямин Эмануэльссон. Ты знаешь, кто это?

Эмануэльссон.

– Я могу позвонить тебе через несколько минут?

Харенпарк. Суббота. Тедди пришел туда четыре месяца назад, в годовщину смерти Матса Эмануэльссона.

Дети покойного всегда ходили этой дорогой к метро. На земле, на качелях, в песочнице лежал девственно-белый снег, только дорожки посыпали гравием.

Плескательный бассейн покрыт льдом, который еле заметен из-за вмерзших осенних листьев… Тедди почти ничего не знал о самоубийстве, но в этот раз он решил дождаться – вдруг кто-то из них пойдет этой дорогой.

Начиналась пурга. Казалось, снег валит не с неба, а поднимается от земли, как туман. Еще немного – и он поглотит и его, и то отвратительное воспоминание.

Тедди похитил Матса Эмануэльссона. И получил за это восемь лет. И где-то посередине срока Сара рассказала, что Матс покончил жизнь самоубийством.

Сара… он старался не думать о ней. Он так и не знал, что произошло, но прошлого не вернешь. Она порвала с ним решительно и бесповоротно… слишком уж решительно.

Тедди приблизительно знал, что пришлось пережить Матсу после похищения. Он кое-что видел – и прежде всего слышал рассказ Матса на суде, когда ему, Тедди, впаяли восьмерку. Ничего удивительного, что вся эта история просто-напросто сплющила парня.

Его самоубийство – нельзя сказать, чтобы оно потрясло Тедди. До поры до времени. Пока не позвонил Луке Уденссон, его бывший сокамерник, а ныне компьютерный гуру. Луке рассказал, что он, Тедди, похитил Матса с подачи нескольких крупных педофилов. Они хотели заставить Матса прикусить язык. Боялись засветить информацию, которая попала на жесткий диск в компьютере Матса, и требовали отдать им этот компьютер.

Но ведь Тедди ничего этого не знал, он выполнял заказанную работу. Как говорят в плохих американских боевиках, – nothing personal. Ничего личного. Но какая теперь разница? Он, Тедди, вольно или невольно, помог подонкам.

Под снегом он простоял четыре часа.

Наконец они появились – как ни странно, оба. Молодой парень и девушка-подросток. Он заметил их издалека.

Беньямин и Лиллан.

Тедди отошел в сторону, но мог бы этого и не делать: они и так не обратили на него внимания. Либо не узнали, либо просто никак не ожидали именно здесь увидеть человека, отсидевшего восемь лет в тюрьме за похищение их отца.

Он догнал их.

– Подождите.

Они повернулись одновременно, как по команде.

– Я Тедди Максумич. Только не пугайтесь.

У Лиллан сделались такое лицо, словно глаза собрались выпрыгнуть из орбит и покатиться по снегу. Она начала судорожно нащупывать в кармане мобильник – позвонить в полицию. Беньямин сделал шаг в сторону и встал между Тедди и сестрой. Защищать ее собрался, что ли. Молодец.

– Не пугайтесь, – повторил Тедди. – Я просто хотел сказать… в общем, мне очень жаль, что так получилось. Если бы можно было повернуть назад время, я бы сделал все, чтобы этого не было.

Он замолчал – надо было убедиться, что они слушают. И понимают его слова.

– Я не знал, что они хотели. Никакого вреда я вашему отцу не причинил. Те… другие. Но это не извинение… я похитил вашего отца. Моя вина, и никто с меня ее не снимет. Пока я жив.

И тут он понял, что продумал только слова, которые он им скажет для начала, а что делать дальше – понятия не имел.

Они стояли и молчали, все трое. Ребята напоминали послушных детей, ждущих разрешения бежать по своим детским делам.

– Почему вы нас искали? – после долгого молчания спросил Беньямин.

– Потому что меня обманули…

Он запнулся, не то поклонился, не то просто опустил голову и побрел прочь.

И вот через четыре месяца Беньямин подозревается в убийстве. В тот проклятый год, когда Тедди похитил его отца, ему было двенадцать. Сейчас, значит, двадцать один. И он попросил Эмили быть его адвокатом.

Звучит как сплошная выдумка, притом довольно нелепая. Но не могла же Эмили все это придумать.

Что произошло?

Никола так и лежал в постели. Пока он сидел в Спиллерсбуде, у него было несколько увольнительных, но он их проводил у Хамона или у кого-то из друзей. На этот раз – в своей постели. У мамы.

Он свернулся в клубочек под одеялом.

Странно: все как нельзя лучше. Должен бы лопаться от счастья. Никто не запирает двери в девять вечера. Никаких проверок. Ни обысков, ни Сандры, ни Андерса, ни прочих зануд с их постоянными замечаниями.

Но чувствовал он себя – хуже не придумаешь. Трижды бегал в сортир. Его вывернуло наизнанку, уже ничего в желудке не осталось, а лучше не стало. Он даже не открыл дверь Тедди, который зашел его поздравить.

И это не желудочный грипп, и не скажешь, что обкурился. Нет, как бы ему ни хотелось свалить все на одну из этих причин. Вчерашняя пирушка ни при чем – не так уж он много выпил. Он знал, в чем причина.

Никола Максумич, племянник Найдана. Найдан, он же Медведь, он же Тедди. Племянник Тедди Максумича – свободный человек.

Но в глубине души он знал, в чем дело.

Страх. Ему было не по себе от страха.

Вчера… что было вчера? Хамон не шутил, он и в самом деле устроил настоящий пир. Заказал столик в дорогом баре на Сальтшёгатан. Хамон, Юсуф, Белло и еще четверо.

– Выпивкой угощаю я, за еду платите сами, – сказал Хамон. – Не каждый день такое – Никола откинулся.

Интересно, откуда у него столько фантиков…

Они пытались снять телок, перемигивались с официантками, болтали со знакомыми. Сёдертелье – не мегаполис, всего-навсего большой пригород Стокгольма. За круглым столом – парни Юсуфа. А если ты в команде Юсуфа – значит, человек Исака. Аура уважения.

Стейк на дубовой доске, светлое пиво.

Хамон заказал кальвадос, помахал свернутой в ролл тушкой салаки.

– Ребятки, чарли[13] хватит на всех.

В другой руке он держал бутылку шампанского.

– «Моэт и Шандон» – мое второе имя.

Изо всех сил старался держать градус. Забрался на стул.

– Пьем стоя! Твое здоровье, Библик! Добро пожаловать домой!

Вчерашние мысли застряли в голове.

Он же ничтожество, только притворяется крутым. А на самом деле – никто.