Богатырская дружина Мономаха. Русь в огне! - Вадим Николаев

– Вот она, достойная месть за Стугну и Желань! – воскликнул Мономах, обнимая Мстислава, также славно потрудившегося в этом бою. – И за брата моего Ростислава. Не зря были убиты послы. Прежний мир, – он выразительно посмотрел в сторону Святополка, – был миром трусов, а сегодня мы победили, как герои!

– Но есть еще один человек, – прошептал он на ухо Мстиславу, – которому тоже следует отмстить. И рано или поздно я отмщу ему.

Речь, понятно, шла о его нынешнем союзнике, великом князе Святополке.

Мономах щедро одарил своих воинов, но самый дорогой подарок – золотой кубок – получил убийца Тугор-хана, Алеша Попович.

Насчет останков половецкого хана между Святополком и Мономахом разгорелся спор. Мономах, справедливо считавший себя главным победителем, предлагал бросить тело поганого на растерзание зверям и птицам. Однако Святополк не мог так поступить с останками своего тестя и зятя. Он довез его тело почти до самого Киева и торжественно похоронил на распутье, между дорогой, ведущей на Берестово, и дорогой, ведущей к местному монастырю.

В великом смятении Святополк вошел в горницу Марджаны. Та сидела и вышивала.

– Как закончилась битва? – спросила она, поднимая глаза от вышивки.

– С Божьей помощью мы победили, – ответил Святополк.

Марджана явно была раздосадована: судя по его лицу, она ожидала совсем другого ответа. Притом ее земляки до сих пор всегда побеждали.

Раздосадован был и Святополк: так, значит, Марджана желала победы половцам. Впрочем, это можно было понять и простить.

– Что случилось с моим отцом? – произнесла Марджана.

– Твой отец убит. Но я не дал бросить его тело на поругание тварям, – продолжал Святополк, – как то предлагал Владимир Мономах. Я похоронил его под Берестовым, и ты сможешь поехать на его могилу.

– А мой брат? – спросила Марджана с поразительным спокойствием и как-то отрешенно.

– Он тоже погиб. Но его тело увезли половцы.

– По крайней мере он будет похоронен в степи, – сказала Марджана все так же отрешенно.

– Пойми, Марджана, – пробормотал Святополк, садясь рядом с ней на ложе, – что я мог сделать? Твой отец сам пошел на нас с войной.

– Он пошел с войной на Переяславль, – процедила Марджана, – где по приказу Мономаха подло убили его послов. Зачем тебе было помогать негодяю, который спит и видит, как лишить тебя киевского престола?

– Да, Мономах – негодяй, я согласен, – кивнул Святополк. – Это он разрушил мир, которого я добился. И о замыслах его коварных я знаю. Но я вынужден был вступить с ним в союз. Твой отец обозлился против всей Русской земли. Он не внял моим письмам, в которых я пытался убедить его, что в убийстве его послов я неповинен, что мой дружинник (упокой Господи душу Славяты) был втянут в это дело обманом. Он убивал моих гонцов. Это он толкнул меня на союз с Мономахом.

– Как смеешь ты в чем-то винить моего отца, убитого тобой?! – воскликнула Марджана. – Ты такой же негодяй, как и Мономах. Ведь ты же его союзник, пусть вы и ненавидите друг друга. Если бы ты оставил его одного оборонять свой проклятый Переяславль, мой отец, убедившись в твоей доброй воле, простил бы тебя. Это ты лишил меня отца.

– Клянусь, – перекрестился Святополк, – что не мои воины убили его. Его убил из лука дружинник Мономаха, некто Алеша Попович.

– Не все ли равно? – сказала Марджана.

– Марджана, – ласково произнес Святополк, попытавшись ее обнять, отчего она увернулась, – я понимаю, ты потеряла отца.

– Не только отца, – с ненавистью в голосе проговорила Марджана. – Он был моим первым мужчиной. Он научил меня любви – не вашей, христианской, а настоящей любви. Он лишил меня невинности так, что мне совсем не было больно. Вы, русские, не способны на это, потому что вы все скоты. Будь ты проклят, Святополк! Я никогда не любила тебя. Я пошла за тебя потому лишь, что мой отец сказал: так нужно для половцев. А ты принес нам великое несчастье.

С этими словами она выбежала из горницы. Великий князь хотел броситься за ней, но усталость, накопившаяся после битвы и утомительного возвращения, словно насильно швырнула его на ложе.

Комкая в руках незаконченную вышивку Марджаны, Святополк созвал слуг, приказав им отыскать и вернуть свою жену. Но никто так и не сумел найти Марджану. Когда позже у берега Днепра был обнаружен ее шейный платок, стали говорить, что Марджана, не пережив смерть отца и брата, утопилась в Днепре. Святополк не хотел в это верить, он приказал продолжать поиски. Однако думать приходилось уже о другом.

На следующий день, в пятницу, в первом часу дня к Киеву подошел Боняк. Лишь чудом половцы не вошли в город. Они зажгли предградье, выжгли Стефанов и Германов монастыри, несколько деревень, а затем направились к Киево-Печерской лавре.

Монахи мирно разошлись по своим кельям после заутрени. Половцы поставили перед монастырскими воротами два стяга и произнесли клич. Часть перепуганных монахов бежали через задворки монастыря, другие взобрались на церковные хоры.

Половцы вырубили ворота монастыря и начали высекать двери келий. Из келий они выносили все, что там было ценного. Затем они подошли к церкви и зажгли двери как на северной, так и на южной стороне.

Они ворвались в притвор у гроба старца Феодосия, чьи мощи, перенесенные сюда четыре года назад, чрезвычайно почитались в лавре.

– И они уверяют, что этот старик так хорошо сохранился по воле их Бога, – сказал Боняк. – Да они просто набальзамировали его, как то умеют в Египте.

Он был хорошо образован.

Половцы срывали со стен иконы и разбивали их о землю.

– Где же их Бог?! – воскликнул Боняк. – Что же он не поможет им? Посмотрите, как даже их Бог покровительствует святотатцам!

Потом он поднял глаза на хоры и крикнул жавшимся друг к другу монахам:

– Передайте князю Святополку, что земляки мои хотели надругаться над его дочерью, а потом разорвать ее на части, но я, милосердный Боняк, спас ее от лютой смерти и от позора, сделав своей рабыней.

Наконец половцы оставили лавру в покое. Напоследок они еще запалили Красный двор, поставленный когда-то Всеволодом на Выдубицком холме.

У Боняка было слишком мало людей, чтобы попытаться взять Киев. Он просто хотел большой ложкой дегтя омрачить русским радость от вчерашней великой победы.

Назавтра митрополит снова проповедовал в Софийском соборе.

– Оскорбляли поганые Бога нашего, – говорил он, – и закон наш. Бог же терпел, ведь не настал еще конец грехам и беззакониям их, а они богохульные слова говорили на святые иконы и разбивали их. Огонь насылают они на нас, а на том свете сами обречены огню вечному. Вышли же они из пустыни Етривской, что между востоком и севером, и было их четыре колена: торкмены, печенеги, торки и половцы…