Богатырская дружина Мономаха. Русь в огне! - Вадим Николаев

На этих словах монах, уже как-то ругавший митрополита во время проповеди, прошептал:

– Нет, право же, Боняк вчера говорил куда выразительнее.

После чего повернулся и вышел из собора.

Это был Иван Туровский, которому вскоре предстояло стать игуменом Киево-Печерской лавры, потому что прежний игумен после пережитого потрясения тяжело заболел и быстро умер. Именно Иван руководил восстановлением монастыря.

Митрополит же так и не удосужился посетить поруганную половцами лавру.

Киев был погружен в траур, а Переяславль праздновал победу. Но борьба с половцами, как и предполагал Мономах, обещала быть затяжной.

Однако и Мономах не знал, что грядут события, перед которыми это противостояние отойдет на задний план.

Придя к Давыду в Смоленск, Олег и не подумал идти с ним в Киев. Вместо этого, усилив свою рать воинами, которых предоставил ему брат, Олег двинулся в Муром, где, как уже говорилось, княжил Изяслав, второй сын Мономаха от Гиты, родившийся вскоре после гибели великого князя Изяслава и названный в его память. Изяславу было восемнадцать лет.

Узнав о приближении Олега, Изяслав послал за воинами в Ростов и Суздаль и собрал довольно большое войско. Исполненный юношеского задора, он хотел один победить Олега и потому не послал за помощью к отцу и старшему брату.

Олег направил к Изяславу послов с письмом, где говорилось: «Иди на земли отца своего к Ростову, а это земли отца моего, и здесь сидел мой посадник, коего ты изгнал. Я же хочу, сев здесь, договор заключить с отцом твоим Владимиром Мономахом, что выгнал меня из города отца моего. Неужто моего же хлеба не хочешь мне дать?» Но Изяслав, надеясь на свое войско, отдавать Муром не собирался.

Шестого сентября оба войска сошлись в поле под Муромом. Выстроив свою разношерстную рать, состоявшую из половцев, тьмутараканских разбойников, ушедших с ним черниговцев, а также из смоленцев его брата Давыда, Олег сказал:

– Надеюсь на правду свою, ибо прав я в этом деле. В бой, друзья!

Обе стороны пошли друг на друга. Юный Изяслав, не имевший еще опыта участия в битвах, был убит, а его большое войско, потеряв предводителя, бежало. Многие были взяты в плен. Олег вошел в Муром и был радушно принят его жителями.

Тело Изяслава по требованию Мстислава, первого из родичей, узнавшего о его смерти, доставили в Новгород и погребли в местном соборе святой Софии, на левой стороне. В те же дни Кристина родила первенца, которого Мстислав назвал Изяславом в память о брате, как тот сам когда-то был назван в память о павшем великом князе. Дружинники отговаривали Мстислава, заявляя, что имя это несчастливое, что уже второй князь с таким именем погибает в бою, однако Мстислав был непреклонен.

Олег не унимался и взял Суздаль, второй по значению город Ростовского княжества. Поскольку здесь его приняли уже далеко не так радушно, он арестовал одних, а других изгнал, отобрав имущество. Затем он захватил Ростов, где и обосновался. Во все захваченные города он отправил посадников и начал собирать дань.

Узнав об этом, Мономах начал составлять письмо к Олегу, полный текст которого дошел до наших дней. Письмо было составлено со всем подобающим христианским смирением. Так, Мономах упрекал его за смерть сына и в то же время писал: «Дивно ли, если муж пал в бою? Погибали так и лучшие из наших предков». А главное – он признавал право Олега взять Муром, бывший исконной вотчиной Олегова отца и отнятый у самого Олега; Мономах осуждал только взятие Ростова и Суздаля. Больше того, он валил княжение в Муроме и изгнание посадника на мертвого сына, якобы подученного злыми слугами. Олег прекрасно понимал, что Изяслав никогда бы не вторгся в Муром без воли отца, но эта кощунственная ложь была Олегу на руку, и оспаривать ее он не собирался.

Олег был безмерно рад тому, что сам Мономах вынужден заискивать перед ним. В это время к Олегу прибыл посол и от Мстислава с похожим письмом: «Иди в Муром, не сиди на чужих землях. Помню я, что ты крестный отец мне, и постараюсь помирить с отцом моим. Прощаю тебе смерть моего брата, ибо убит он в бою – в бою же и цари погибают».

Такие миролюбивые послания не могли, конечно, утихомирить разбушевавшегося Олега, который собирался захватить и Новгород. Он послал своего брата Ярослава в разведку к реке Медведице, а сам стал на поле у Ростова.

У Мстислава в то время гостил прибывший с поручением от отца Добрыня Никитич. Мстислав послал его в разведку, дав ему часть своей дружины, сам же с остальным войском собрался идти вслед за ним. За помощью к отцу он не посылал, но не из тех соображений, какие погубили его брата, а потому что знал – Мономах не может оставить Переяславль из-за возможного нападения половцев.

Добрыне удалось захватить даньщиков Олега, ездивших по городам и весям. Ярослав, узнав, что даньщики схвачены и что Мстислав идет к Ростову, в ту же ночь вернулся к брату и сообщил ему все это. Олег, понимая, что Мстислав, к которому перешла большая часть войска Изяслава, превосходит его в силе, оставил Ростов. Придя в Суздаль и узнав, что Мстислав продолжает преследовать его, Олег в бешенстве поджег город. Он пощадил только Печерский монастырь и церковь Святого Димитрия. Затем он отступил к Мурому. Мстислав, войдя в сожженный Суздаль, направил Олегу оттуда такое послание: «Я младше тебя намного, и я твой крестный сын; негоже нам вести переговоры. Посылай к отцу моему, воинов же Изяслава, павшего брата моего, верни, а я тебе буду, как крестному отцу, во всем послушен, если и ты вложишь свой меч в ножны».

Олег пленных не выпустил, но послал к Мстиславу, прося мира. Он обещал немедленно ехать к Мономаху и заключить с тем, а также со Святополком договор. Мстислав поверил ему и распустил свое войско по селам.

В Федорову субботу Мстислав сидел со своей дружиной за обедом. Речь зашла о половцах.

– А верно говорит митрополит, что половцы вышли из пустыни Етривской? – спросил один дружинник, присутствовавший на проповеди митрополита после набега Боняка, но, в отличие от Ивана Туровского, дослушавший проповедь до конца.

– Видимо, – ответил дружинник Гюрята Рогович. – Но я хочу рассказать вот что. Я посылал отрока своего в Печору, которая платит Новгороду дань. Оттуда же мой отрок направился в землю Югорскую.

– Что это за земля? – поинтересовался первый дружинник.

– Там живет югра, народ такой. Язык их непонятен, и живут они на севере, по соседству с самоядью. Но один югорец, разумевший по-русски, сказал моему отроку: «Удивительное мы нашли чудо, о котором раньше не слыхали. Было это еще три года назад. Есть горы, заходят они в лукоморье, высота у них почти до самого неба. В горах тех стоит шум великий и говор, и сечет кто-то гору изнутри, стремясь выйти из нее. И в горе той просечено малое оконце, откуда говорят, но не понять их языка. Показывают на железо и руками машут, прося этого железа. Если кто-то подаст им нож или секиру, они взамен дают меха. Путь же до гор тех почти непроходим из-за пропастей, снега и леса, потому и не всегда до них доходим».