Коммунисты - Луи Арагон

знает все, чего не знают они, которая говорит прямо, точно, а главное быстро! Потому что ей надо тут же спешить к другим… Вот в Лионе секретарь федерации был мобилизован. Посудите, легко ли в таком большом городе отыскать нить, ведущую к партии. Что бы Маринетта делала, не будь там «Французских девушек»? Маринетта думала о товарищах: как Жоржетта, все ли у нее так же удачно складывается, как у меня? А Роза Блан? «Девушки» распределили между собой всю страну. Терпеливо, самостоятельно нащупывая пути, они восстанавливали аппарат, распавшийся из-за мобилизации, выведенный из строя арестами, ведь наладить его обычными средствами не давали полиция, измены, ненадежные люди. А парламентская фракция, вокруг которой в сентябре еще была сплочена партия, теперь почти вся в тюрьме. Тех товарищей, которых удалось спрятать, надо было отправить из Парижа и в то же время воспользоваться их пребыванием в том или другом департаменте, чтоб восстановить руководство на местах. Надо было заранее подыскать им надежный приют, подготовить жилье, обеспечить условия существования. В Париже, вероятно, оставалось около пятнадцати членов Центрального комитета; их необходимо было уберечь от ареста. Первый, которого поручили Маринетте, — жена его уехала вперед, в Аркашон, чтоб снять там дачу, — должен был встретиться с ней на Аустерлицком вокзале. Жизнь члена Центрального комитета слишком дорога — его нельзя отпускать одного, а вдруг с ним что-нибудь случится, ведь никто не будет знать, что произошло, куда он исчез. И что же увидела Маринетта на перроне? В каком он был виде? Чего только он не набрал: огромный мольберт, холст, ящик с красками, палитра… А сам! Обычно он отличался военной выправкой, высокий, решительный, коротко острижен, а теперь одет под художника, вельветовые штаны, небрежно повязанный бантом галстук, широкополая мягкая шляпа. Надо сказать, что в первый момент она его не узнала. В этом смысле маскарад удачен. Но чтоб такая фигура прошла незамеченной… Маринетта отнюдь не была довольна. Забавней всего, что он на самом деле рисует. Пейзажи с деревьями. И голых женщин. И всякую там посуду, — словом, все, что полагается писать художнику…

По возвращении в Париж Маринетта на словах передавала все нужные сведения: как отыскать данного товарища, как наладить с ним связь, как доставлять ему материалы. Она отправлялась на улицу Шарон и, стоя на краю тротуара, делала вид, будто поджидает такси, и, словно не заметив спущенного флажка, подзывала шофера… Иногда проезжавшая мимо машина останавливалась, но Маринетта не садилась в нее. Вероятно, шоферу не с руки было ехать в том направлении, куда ей нужно. Потом вдруг подъезжало такси, шофер только замедлял ход, и она тут же вскакивала в машину… Там уже сидел пассажир… Он извинялся: «Прости, я опоздал, но у меня столько дел…» Даллиде[248]. У него было много кличек. Он менял их каждые две недели. Ну, словом, это Даллиде. Маринетту связала с ним Даниель еще в то время, когда жила на улице Дюфур. От него можно было без промедления получить директивы партийного руководства. К нему можно было обратиться с непредвиденными вопросами товарищей, работавших в Клермоне, в Бордо, в Сент-Этьене, со смелыми предложениями, которые раньше не приходили в голову. Он разъяснял… потому что главное — это разъяснить. Ведь если Роза, или Жоржетта, или Клодина, или там еще кто-нибудь ездят во все концы, чтоб отыскать надежных людей, собрать адреса, этого еще не достаточно; до каждого города, до каждой деревушки надо было донести точку зрения партии, решения партии по тем или иным вопросам, надо было разъяснять, разъяснять положение… Сейчас, как никогда, очевидна необходимость разъяснять. Раньше чем требовать от человека нужную партии работу, надо, чтобы все ему было ясно, надо предвидеть, что при первом же затруднении может стать для него неясным… А потом теперь, именно теперь, по всей стране обсуждают положение. Именно теперь, видя то, что творится вокруг, как прижимают на заводах рабочих, именно теперь, в свете польских событий, в свете этой лжевойны, превратившей Францию в концентрационный лагерь, где попирают все права и законы, именно теперь начинают понимать то, что произошло месяц, два месяца тому назад и даже раньше. Именно теперь… Неожиданно такси останавливается около метро. Из машины выскакивает молоденькая кудрявая женщина в сером плаще и быстро спускается по лестнице. В сумочке у нее материалы, которые предстоит размножить в том или другом городе, там, где производят каучук, кружева или точные приборы.

Стоя в вагоне, затерянная в толпе других пассажиров, она повторяет про себя те объяснения, которые только что выслушала в такси. Все ли она запомнила? Какое счастье, что у нее не память, а настоящий фонограф, как любит говорить Дюселье. Надо повидаться с Жераром… И она рассмеялась, забыв, где она. Соседи с удивлением оглянулись. Какой-то рабочий с инструментом, дама, нагруженная свертками… Невозможно не рассмеяться, когда думаешь: Жерар — и представляешь себе при этом наружность Маргариты! Надеюсь, она аккуратно навещает дачу мадам Жедальж, и там все в порядке. Жаль, что я не суеверна, а то бы я непременно подержалась за железо[249] или еще за что-нибудь в этом роде и успокоилась бы… Как-никак Даллиде очень осмотрителен в выборе работников, а вот предложишь ему кого-нибудь из «Французских девушек», все равно — члена партии или нет, и он тут же соглашается… Даниель была права, ведь это Даниель придумала прибегнуть к помощи «Французских девушек»…

Ах ты чорт!.. Да я не туда поехала! Совсем замоталась сегодня, отсюда, пока доберешься до Орлеанских ворот… пожалуй, лучше слезть и поехать в обратном направлении. Да, а как же я поймаю Филиппа? Сегодняшнее свидание я прозевала по вине Даллиде. В принципе свидание может состояться и завтра. Но завтра воскресенье, а в принципе завтрашнее воскресенье… Ах, да не могу же я всюду сразу поспеть! Что сейчас важнее: Филипп или дача Жедальж? Филипп — его надо переправить в Роанн. Наш «больной» подождет: я передам через… Жерара…

* * *

Ивонна Гайяр посмотрела, плотно ли закрыта дверь в спальню. Она была немного встревожена. Кто может прийти в субботу вечером? В большой комнате с белой мебелью все было в порядке. Хорошо, что она не успела постелить на диване… Ивонна пошла отворять.

Женщина. Молодая женщина. Изящно одетая. Довольно хорошенькая. Просто хорошенькая…

— Вы госпожа Гайяр?

Ивонна молча кивнула и вопросительно поглядела на незнакомку, не выпуская дверной ручки. — Я пришла не вовремя, да, да, я вижу, — еле слышно пролепетала гостья. Ивонна стала любезнее или,