Коммунисты - Луи Арагон

говорила тебе, Франсуа, что у меня невозможно. Надо же понимать, раз я говорю, что невозможно, — значит, на это есть причины!

— Послушай, товарищ, — не отставал Лебек, — поверь мне, раз я настаиваю, — значит, я испробовал все. Если ротатор останется там, где он сейчас, мы каждую минуту можем ждать провала. Я боюсь им пользоваться, а это тормозит пропаганду… Я ведь отвечаю…

Мирейль явно тяготил этот разговор. Она могла бы многое возразить. Но прикусила язык и посмотрела на Лебека, которого знала уже не первый день: дотошный, придирчивый. Всех подозревает, думает, что увиливают от расклейки воззваний и вообще от работы.

— По-твоему, я трушу, это неверно, я не трушу… ты же видишь какая моя работа… Я портниха, ко мне приходят люди… не подводить же их.

В камине напротив кровати тлел уголь. Лебек подошел к огню пообсушиться. Дымоход уходил в огромный колпак; камин по своим размерам не соответствовал высоте комнаты. Он был весьма необычного типа, вроде тех, что бывают в больших отелях, мраморные с черными и зелеными прожилками, только здесь это был не мрамор, а дерево, покрашенное под мрамор. Зато крестьянин, опирающийся на косу, был бронзовый. — Что нового? Есть вести от Табуро?

— Пишет. Мне кажется, что к нему там придираются… понимаешь… он, конечно, взят на заметку.

— Ну, еще бы. Если там известно, что он был в Испании… Послушай-ка, знаешь, что мне в голову пришло: камин…

— Ну камин, а дальше что?

— Ты не думаешь, что ротатор можно бы спрятать туда. Он, кажется, очень глубокий, я имею в виду камин…

— Я же тебе сказала. И потом на ротатор будет сыпаться сажа.

— Можно накрыть куском картона.

Мирейль очень устала: она целый день ездила на велосипеде во все концы города, развозила работу. Подозрительность Лебека выводила ее из себя. И взгляд у него странный какой, невольно начинаешь бог знает что думать… Но в конце концов надо же и Лебека понять, если у него дело не ладится. Ведь должен же он выпустить «Юманите» для четырнадцатого округа; событий, требующих разъяснения, накопилось немало.

— До чего у меня ноги болят, — сказала она, потирая икры. — Просто невероятно для женщины моего возраста! Но ты и представить себе не можешь, как я устаю: это сказывается тромбофлебит, который был у меня после родов.

— Я и не знал, что у тебя есть ребенок.

— Его нет. Он умер.

То ли это воспоминание, то ли страх, как бы Лебек опять не завел свою волынку, то ли желание поскорей отвязаться от него, но когда Лебек начал перечислять все доводы, почему нельзя поставить ротатор ни к тому, ни к другому, она вдруг сдалась.

— Ладно, — сказала она. — Мне не следовало бы соглашаться, но надо же помогать друг другу. Хорошо, приноси… — И она стала объяснять ему, когда приходить, в какие дни, в какие часы, какие принимать меры предосторожности. Понимаешь, магазин внизу закрывается в шесть часов; лучше прийти так, чтобы никто не видел… редко бывают дома без шпиков… Особенно, когда притащишь свою машину…

У Лебека как гора с плеч свалилась. Роретта пристроена! Сколько раз он терпел неудачу, и просто уже не знал, к кому еще толкнуться. К Мирейль, которая в первый раз отказала ему наотрез, он обратился уже с отчаяния. Теперь, когда у него отобрали Маргариту Корвизар, по распоряжению партии, полученному через Шарпантье, он работал непосредственно с Мишлиной. А Мишлина все настойчивее требовала, чтобы от нее забрали ротатор. Возможно, что она просто растерялась, потому что Лемерль, от которого она не знала, как избавиться, то и дело приходил к ней и, вероятно, о чем-то догадывался. Все это тормозило работу, Шарпантье даже упрекнул его. А Лебек твердо придерживался правила: взял на себя ответственность, так и отвечай. И потом сейчас не такой момент, чтобы мешкать. После статьи, напечатанной в бельгийской газете, арестовали ее авторов: Анри Рейно, Финка, Беккера, Гарсиа и Ракамона. Одному Бенуа Фрашону удалось скрыться. Судебный следователь отказался вести дело шести профсоюзных деятелей и передал его в военный суд. Сейчас же после внесенного Кьяппом[252] законопроекта о лишении неприкосновенности депутатов-коммунистов было выставлено требование о созыве обеих палат. Правительство назначило уполномоченных по ликвидации всех организаций коммунистической партии и смежных с ней. Сюда входила и Федерация польских эмигрантов, и еврейские организации, и французская секция Общества немецких литераторов, и Общество друзей свободы, и Всемирный комитет женщин, и так далее. В муниципалитеты вместо избранников народа сажали людей, назначенных Сарро. Семар и Турнемен были заключены в «Сантэ»[253] за «устную пропаганду». И сейчас же вслед за этим Францию посетили члены английского парламента с генералом Спирсом во главе; и те, кто слушал его выступление по радио, удивлялись: «До чего же здорово разговаривает по-французски этот англичанин!»

Но в первую очередь надо было разъяснить два факта: прежде всего инцидент с «Сити оф Флинт» — кораблем, который плавал под американским флагом, но на самом деле имел на борту немецкую команду, и который был задержан в советских водах, подвергнут осмотру и отведен в Мурманск. В газетах, разумеется, об этом сообщалось без каких бы то ни было комментариев. Но разве этот факт не доказательство нейтралитета русских? И даже больше того — он доказывает наличие войны, хотя и бескровной, между Берлином и Москвой, войны, которая проявилась уже в Польше и в Прибалтике. А затем — речь Молотова. Совершенно ясно, что с опубликованием ее основных тезисов медлить нельзя. Мишлина, знавшая стенографию, попробовала записать ее на слух по радио у одной из своих сослуживиц…

Все это проносилось в голове Лебека. Да, «компартия жива», последняя выпущенная листовка говорила правду. И Всеобщую конфедерацию труда им тоже не удалось прибрать к рукам: в Гранж-о-Бель, в Матюрен-Моро, несмотря па измены и на всех Беленов и Шевальмов, вместе взятых, не посмели еще тронуть те профсоюзы, руководство которых не сдалось. Конечно, от Гриво Лебек знал, какую подрывную работу ведет хотя бы Сомез, делегат их профсоюза. Но в конце концов, что такое отделение банка? Еще можно обратиться к высшей инстанции, в Гранж, поговорить с товарищами из Объединенного совета профсоюзов, с секретарями федераций, которые не капитулировали: с Энаффом, Тэнбо, Толле… с кем еще? Больше ста, значительно больше ста профсоюзных организаций не пожелали высказаться против пакта. Профсоюзы строителей, стекольщиков, водопроводчиков, текстильщиков, химической промышленности, электромонтеров и машиностроителей… А сейчас уже