История запорожских казаков. Борьба запорожцев за независимость. 1471–1686. Том 2 - Дмитрий Яворницкий

Гетман узнал о смерти Серко из письма к нему нового кошевого атамана Ивана Стягайло, который, извещая Самойловича о кончине Серко, вместе с тем сообщал, что войско запорожское, гуляя на Азовском море, разгромило турецкий корабль на нем, девять человек турок взяло в плен, а остальную, большую, часть потопило в море.

«Если жизнь людей находится в руках Бога, то по воле Его термин смерти берет всякого человека со света; таким способом, августа первого числа, пришедший смертельный час взял от животного мешкання, наполнив нас жалостию, и пана Ивана Сирка; тело его несчастного после его страданий мы похоронили, по обычаю христианскому и набожному обряду церковному, в поле, при Коше, августа 2 дня. А сами, оставаясь в неотменной и верной службе нашему государю, его царскому пресветлому величеству, готовимся все войско собрать на Кош для приведения в надлежащий порядок Запорожья, чтобы быть всегда готовыми на всякую царю услугу. При этом извещаем вельможность твою, что после смерти небожчика (Сирка) наше запорожское товарищество, будучи на Азовском море, августа 8 дня, турецкий корабль громило: большую часть людей его побило, а девять человек неприятелей до Коша привело; последние нам объявили, что ни от татар, ни от турок никакой войны на нашего государя и на Украину не будет, потому что [мусульмане] завелись войной с французским королевством. Для того все турецкие каторги (морские суда) из Черного моря и от Константинополя пошли в Белое (Мраморное) море; только и осталось четыре каторги, которые пошли, да и то ненадолго, с казной в Азовское море. Оттого же ни на Дунае, ни на Днестре, нигде нет турецких войск; только в Крыму носятся вести, будто орда весной двинется на Украину. Узнали мы и о том, что царское пресветлое величество с найяснейшим королем польским хотя и братски живут, но не смакуют и на ляхов ропщут. Что до того, что мы не посылаем наших посланцев до великого нашего государя, то это происходит от того, что ваше товарищество ни с поля, ни с воды до сих пор не явилось к нам, а если, даст Бог, с их приходом, мы получим какую-нибудь весть о неприятелях, то в тот же час пошлем сказать о том царскому пресветлому величеству. А так как твоя вельможность обещала нам испросить ласку у великого государя, то просим уторовать (проторить) наперед для этого дорогу. С этими прописанными вестями посылаем до твоей вельможности наших товарищей Кузьму с Семеном Ганженком и при них одного из взятых невольников, Волошина, который все так же хорошо знает, как и те турки, и так же, как они, расскажет; мы сами сперва его допросили, а потом то же самое от других слышали. Прося взаимно известить нас о движении войск его царского пресветлого величества с войском твоей вельможности и возможно скорей возвратить нам назад нашего посланца, желаем твоей вельможности от Господа Бога иметь многолетнее здоровье и счастье в помыслах, а себе ласки твоей до нас. Вельможности твоей зичливые приятели и нижайшие слуги Иван Стягайло, атаман кошовий войска его царского пресветлого величества запорожского низового, со всем товариществом. 3 Коша, августа 10, року 1680»[891].

В Москве о смерти Серко узнали в сентябре того же года по приезде запорожских послов, полковника Щербины и бывшего писаря Быховца. В тайном расспросе писарь Быховец[892] о последних годах жизни Серко сказал следующее:

«Когда Серко был кошевым, то от него никакого добра великому государю не было; а говорить ему явно никто о том не смел, потому что все его, или вследстие попущения Божия, или вследствие хитрости какой, чрезмерно боялись, и что он было задумает, то и сделает, а если б кто не захотел его слушаться, того тотчас бы убили, потому что в кругу у нас всякому вольность, и если бы на кого Серко что-нибудь затеял, то без всякого розыска тут же и смерть тому была. Серко не хотел добра великому государю, во-первых, за то, что был в ссылке в Сибири; во-вторых, за гетмана, от которого Сирку, его жене и детям теснота и обида великая была и который отнял у Запорожья маетности и промыслы и не присылал запасов. Были к Сирку посылки от польского короля, чтоб он ему служил, и кошевой начал думать, как бы в Украине сделать кровопролитие. Прослышав об этом намерении, король прислал к нему из Белой Церкви попа; Серко через этого попа обнадежился, послал к королю сына своего и с ним сотню казаков, отзываясь с верною службою и с таким замыслом, чтоб король навел хана с ордою на слободские украинские города, а свои войска послал по Задесенью; Серко же в это время под королевским знаменем пойдет также к слободским городам, и когда малороссийские жители увидят на себя такую тесноту, а про Сирка услышат, что он служит королю, то начнут бунт, убьют гетмана, а Сирка провозгласят гетманом, обнадеживаясь на то, что он через польского короля от турок и татар даст им покой. Сила Божия не допустила этого намерения до совершения, мы с судьею Яковом Константиновым поработали тут Богу и послужили верно великому государю, до злого намерения Сирка не допустили, не дали ему с Крымом договориться, чтоб быть под обороною турецкого султана. С этих пор Серко пришел в отчаяние, что не мог исполнить своего намерения, и начал хворать; заболел у него левый бок, отчего стал чрезмерно худ. Во время болезни войском не занимался, а постоянно жил в пасеке своей, которая от Сечи в десяти верстах в днепровых заливах со всякими крепостями. Войско стало негодовать, но он говорил казакам: «Слушайтесь меня, я человек старый и воинский, знаю, что в какое время делать, и так вы добрых молодцов растеряли, что без моего совета посылали их в степь». Король присылал к нему волоха, именем Апостольца, который всякими тайными разговорами приводил его к исполнению вышеобъявленных злых дел; мы с судьею узнали об этом от Апостольца, который начал нам говорить, чтоб мы слушались старого воина Сирка, что нам прикажет, исполняли бы. Мы спрашивали у Сирка, зачем приехал Апостолец, но он нам не объявил, только вычитал свои и войсковые обиды. Незадолго перед смертью Серко велел себе сделать гроб и в нем ложился, говорил, что прежнего здоровья себе не чает, и августа 1 дня умер в своей пасеке скоропостижно»[893].

Произнесенный над свежей могилой Серко суд, сделанный самым влиятельным в Запорожье лицом и, по-видимому, очень близким к кошевому человеком, может служить исходной точкой для оценки всей деятельности знаменитого кошевого низовых казаков. Прежде всего нужно заметить то, что Серко был человек безусловно честный, не запятнавший себя ни корыстолюбием, ни алчностью, ни продажностью; что он был человек простой и доступный в обхождении, чуждый всякого чванства и надменности, каковыми всеми качествами представлял собой полную противоположность своему противнику, гетману Самойловичу[894]. Затем нужно сказать и то, что Серко был истинный патриот, беспредельно и свято любивший свою родину, под которой он разумел не только Запорожье, но и всю вообще Малороссию, не исключая Слободской Украины: за родину он всю жизнь, не покладая своих рук, сражался; ради нее он пренебрегал личными интересами, не знал ни отдыха, ни покоя, ни во что ставил всякие опасности на войне; ради нее же, а не ради личных выгод и капризов, переходил от одного государя к другому, от русского царя к польскому королю, от польского короля – к турецкому султану или крымскому хану. Любя свою родину, не щадя за нее ни сил, ни здоровья, Серко хотел видеть ее свободной и ни от кого не зависимой. В этом отношении для Серко был врагом всякий, кто только стремился наложить свою руку на вольности низовых казаков. Конечно, из всех соседних запорожцам державцев симпатии Серко всегда направлены были к русскому царю, православному и соплеменному государю, и если Серко говорил и клялся, что он верно служит московскому царю, то это в сущности и было так. Но, служа царю и симпатизируя ему, Серко все же не хотел поступиться перед ним ни личной свободой, ни политической независимостью всего Запорожья. Однако, не будучи в состоянии идти в этом отношении прямым путем, Серко принужден был избирать окольные пути и нередко метаться из стороны в сторону, хвататься то за одно, то за другое средство, простирать свои взоры то к одному, то к другому из соседних государей, чтобы только заручиться помощью одного против другого и тем спасти «дорогую матку» Сечь и сохранить свою свободу и независимость, которая, по словам самих запорожцев, казалась им милее всего на целом свете и была столь же им необходима, как птице необходим воздух, а рыбе необходима вода. Серко, как самый дальновидный из своих современников человек и как человек, взлелеянный на свободе, любивший свободу выше собственной жизни, политическим идеалом своим считал полную независимость и полную неприкосновенность Запорожья и в этом смысле действовал всю свою жизнь. Он махал своей саблей на все четыре стороны, как сказочный богатырь, защищая рыцарскую честь, православную веру и полную независимость, действуя против всех, кто выступал врагом свободы, и за всех, кто стремился к ней. Оттого мы и видим Серко почти одновременно сражающимся и против короля, и за короля, действующим и в пользу царю, и во вред ему, воюющим и против мусульман, и иногда заодно с мусульманами. В этом нет ни верности кому бы то ни было, ни измены, а есть только страстное желание сохранить политическую независимость украинского и запорожского народа. Исходя из этой точки зрения, едва ли можно заподозрить показания войскового писаря Быховца относительно замыслов Серко в последние годы его жизни: Серко действительно мог прийти к мысли об отторжении Украины от Москвы с целью обеспечения Малороссийского и Запорожского края в отношении его политической независимости. По-видимому, он ясно прозревал и то, к чему должна привести протекция Москвы над Запорожьем, и бросался из стороны в сторону с тем, чтобы навсегда обеспечить независимость Запорожья. Серко не жил минутою дня и потому, не всегда понимаемый молодым поколением, говорил: «Слушайтесь меня, детки, я старый человек и знаю, что делать». Однако большинству современников мысли Серко были чужды: масса запорожской черни и казачества или вовсе не задавалась вопросами о далеком будущем, или же если и задавалась вопросами, то не шла дальше того, чтобы получить от Москвы побольше подарков и выразить свою независимость от нее криками по адресу Москвы на раде или ограблениями и погромом московских послов и торговых людей в степи. Оттого уже тотчас после смерти Серко главные его сподвижники и вся масса войска отнеслись, по-видимому, совершенно равнодушно к его заветным мыслям и тайным замыслам.