Временные трудности - Панфилов

И пусть сейчас в бой выдвигалась не вся армия, а лишь чуть больше дюжины отрядов, Ксинг знал, что остальные готовы вскочить в седло и атаковать в любое мгновение.

На этот раз он не собирался быть вежливым и позволять стрелам хунхунов находить цель. Так что, слушая яростные крики несущегося противника, он просто стоял на месте и ленивыми ударами цепа сбивал снаряды, летящие в него с похвальной точностью и силой.

На этот в атаке приняли участие и шаманы. Несколько безоружных всадников схватили бубны и, ловко управляя лошадьми лишь с помощью ног, начали издавать ритмичные звуки, дополняя их заунывным камланием. Ксинг с интересом смотрел, как духи земли собираются вместе, как слетаются к нему под ноги и как из-под земли выстреливают острейшие шипы, чтобы пронзить его тело. Маленький кружок степи, на котором он стоял, остался нетронутым, духов под ногами Ксинг разогнал лёгким всплеском внутренней энергии. Чтобы получше рассмотреть остальные шипы, он даже присел на корточки.

— Интересная техника! — широко улыбнулся он. — Только немного медлительная.

Из рассказов отца он помнил, насколько сильны шаманы хунхунов, насколько большой ущерб способны нанести войску, но, похоже, сытые и спокойные годы в составе Империи сказались на хунхунах плачевно. Под безжалостным течением времени в пропасть скатились как сила и искусство шаманов, так и боевые качества воинов, ведь иначе так легко их Ксингу одолеть бы не удалось. Теперь-то он понял, почему хунхуны решили восстать — ведь только в постоянных сражениях они смогли бы вернуть былую силу и доблесть, утраченную за многие циклы, прошедшие со времён смерти Ханя Нао. Сытые циклы в составе Империи позволили им достаточно расплодиться, чтобы собрать столь огромную армию. Вот только они не смотрели кристаллов — тех, старых, настоящих, не то что современные поделки — и не понимали, что один настоящий герой может одолеть любое полчище подручных злодея, даже если их — целая армия.

Быстро, чтобы не тратить лишнего времени, Ксинг развеял ударивший из-под земли фонтан, разорвал степные травы, которые зашевелились змеями, оплетая ему ноги, подскочил к всадникам, сделал цепом широкий замах и замер.

Какими бы грубыми и невежливыми ни были эти варвары, сколько бы они не бунтовали против Императора, но все равно являлись подданными Империи, вся вина которых заключалась в желании обрести былую силу. Ксинг мог понять побудившие хунхунов причины, но всё равно, за попрание воли Императора их следовало наказать. К счастью, хунхуны не успели натворить ничего серьёзного, и наказание должно быть соразмерным. Даже не наказание — он собирался их лишь немного вразумить, всё ещё лелея надежду, что среди хунхунов найдётся достаточно сильный «баатар», о которых рассказывал отец и с которыми Ксингу не терпелось сразиться. Поэтому цеп подёрнулся ци, скрывшись в браслете, а в руке возникла бамбуковая палка — из того самого крепкого бамбука, который Ксинг в последний раз брал в руки в Ахрибаде, обрушивая на мягкие места Шадии. Вспомнив о Шадии, Ксинг погрустнел, а сердце вновь кольнуло тревогой.

— Чи ухэх болно, муу эзэнт гүрний доройтол! Ухэхэд бэлд! — закричал предводитель одного из отрядов, вскинув саблю.

[Ты умрёшь, подлый имперский выродок! Готовься к смерти!]

— Ээлэ! — подхватили остальные хунхуны.

[Вперёд!]

Ксинг мог бы обрушить на них ци, сбить с коней Ветром, устроить под ногами пропасть с помощью элемента Земли, утопить, применив Воду, или просто сжечь Огнём. Даже, используя Металл, обрушить на всадников их же клинки. Но это было бы так же бесчестно, как если бы мастер Йи всерьез влез в детскую драку, нанося удары своими большими кулаками, вместо того, чтобы отвесить несильных вразумляющих затрещин и разогнать детвору по домам.

Бамбуковая палка заплясала в воздухе, хунхуны начали валиться с коней, словно стебли риса под серпом умелого крестьянина. Ксинг старался сдерживаться, но если кто свалится с коня и сломает шею, он переживать точно не будет!

Если бы Ксинг использовал ци, потребовалась бы пара мгновений. Но процесс воспитания, как он прекрасно уяснил в Дуоцзя, гоняя нерадивых учеников, всегда требует немалого времени. Так что возился Ксинг долго, почти две дюжины сотен вздохов. За это время остальные силы хунхунов успели вскочить в сёдла и броситься в атаку. Шаманы вновь забили в бубны и закамлали, новые потоки духов обрушились на Ксинга, пытаясь пронзить шипами, задушить травами и сжечь огнём. Целое облако стрел взлетело в воздух, чтобы превратить Ксинга в диковинного зверя по имени «дикобраз» — усеянного длинными иглами свирепого монстра, накалывающего на эти иглы не только мелких животных, но даже не очень крупных людей, чтобы потом сожрать.

На этот раз Ксинг по-настоящему разозлился. Ему-то столь жалкие атаки причинить вреда не могли, но вокруг него находились как другие хунхуны, так и их лошади. Послышались вскрики раненых людей и истошное лошадиное ржание.

Ксинг всегда по натуре был одиночкой, как и все многочисленные герои, похожим на которых он мечтал стать. Но у каждого из героев имелся или когда-то был род или клан, верные друзья и любимые женщины. Поэтому Ксинг очень ценил дружбу и взаимовыручку, то самое прославленное в песнях и сказаниях чувство товарищеского локтя. Некоторые герои остались живы только потому, что их спасли верные друзья, закрыв от вражеских мечей и техник своими телами, именно это гнало героев вперёд, чтобы стать сильнее и отомстить.

Так что такое попрание всего самого светлого и дорогого Ксинг вынести не мог. К тому же, то, что творили хунхуны, являлось убийством подданных Императора, и остановить такое являлось его прямым долгом.

Ксинг перестал удерживать ци, отпустил её во все стороны, раскинул на войско и позволил выплеснуться своим чувствам. Мгновенная тишина обрушилась на степь, затихли крики людей и замолчали лошади. Осталось только слышно стоны раненных, завывания ветра и шелест травы.

Всё ещё кипя гневом, Ксинг прошёлся среди хунхунов. Не все воины и лошади остались живы — некоторых насмерть пронзили стрелы, кто-то умер от каменных шипов, кто-то сгорел, а кто-то неудачно свалился с запутавшейся в травах и корнях лошади. Тем, в ком ещё теплилась искорка жизни, Ксинг помогал, направляя ци из сердечного даньтяня и исцеляя раны, переломы и ожоги. Закончив с людьми, он занялся лошадьми. Наконец, оставив тех, кому помогать уже было поздно, Ксинг развернулся и, легко скользя над поверхностью степи во воздуху, направился к группе воинов, обладавших самой сильной ци и даже оставшихся стоять, несмотря на духовное давление.

Воинов было не очень много, всего лишь три дюжины. Во главе стоял