Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский

С другой стороны, я с Божьею помощью пришел в нынешнем году к тому сознанию, что есть, наконец, силы, с которыми можно, без риска компрометировать дело и знамя, предпринять ежедневную газету; и как нарочно к кружку подобранных мною лиц, присоединился неожиданно разошедшийся с издателями «Нивы» ее редактор, весьма способный человек, Берг.

В этой обстановке год нынешний получает значение роковое. Или бросить арену печати, воспитывающую равнодушных и психопатов, на ее произвол – или с верою в Бога выступить в бой, подняв знамя порядка и убеждений религиозно-монархических бесстрашно и высоко.

Я решился выступить с уверенностью за успех, ибо ободряюсь двумя важными соображениями. Я недаром воздерживался от попытки браться за газету эти 4 года: это были 4 года школы, в течение которых, даже по мнению моих недоброжелателей, я учился владеть собою, выдержке, такту, и, по отзыву всех, «Гражданин» теперь неузнаваем сравнительно с тем, что он был 4, 5 лет назад.

А во-вторых, я со всех сторон слышу: нет консервативной порядочной газеты в Петербурге, и все подписываются на «Новое время» за неимением другого более серьезного органа.

Итак, вот что представляется безусловно необходимым в данную минуту как действительная помощь правительству и порядку: орган, который ежедневно бы говорил, что преданность престолу есть преданность престолу, что религия есть религия, что честь есть честь, что нравственность есть нравственность, что белое, словом, есть белое, а черное – черное, а не менял свои убеждения в угоду лишнему рублю, толпе на улице или влиянию минуты.

Надо же это безусловно для того, чтобы известную массу людей статичных заставить думать так, а не иначе, повторяя все те же ясные, твердые и определенные убеждения.

Но весь вопрос сводится к денежным средствам. Кое-как, на риск, такое дело не стоит устраивать; это значило бы компрометировать еще раз партию порядка; выступать нищим, с протянутою к публике рукою, хуже, чем не выступать вовсе. Напротив, все дело в том, что надо выступить сильным, во всеоружии людей и материальных средств, дабы с первого же дня быть на уровне других больших газет. Тогда можно сразу повлиять на слабодушных и равнодушных и начать их переводить в свой лагерь.

С другой стороны, надо начать это дело не позже 1 октября нынешнего года, дабы до конца года, и до начала подписки на газеты на будущий год – иметь возможность произвести впечатление на публику ежедневным появлением чистой и порядочной газеты.

Какие нужны средства, это у меня все рассчитано. Но прежде всего надо переговорить об этом деле, выяснить его, и у меня пришла мысль такая: если Вы, Государь, одобрите эту мысль, и Бог даст мне жизни, то вверить это дело для устройства его такому человеку, который пользовался бы Вашим доверием и с которым я мог бы говорить, не опасаясь разглашения, от души: это лицо – И. Н. Дурново. Он бы мог Вам непосредственно говорить об этом деле, а я бы через него сообщал бы Вам свои мысли и соображения. Тут были бы обеспечены и осторожность, и тайна.

Я знаю, что принимаясь с Божиею помощью за такое дело, я прощаюсь с последними днями свободы и силами, но я слишком убежден, что это безусловно необходимое и верное средство постоянно помогать делу порядка, чтобы не считать преступным не предлагать его и не предлагать себя…

И[ван] Ник[олаевич], с которым об этой мысли я говорил, совершенно ее разделяет. А там, что Бог даст!

№ 47

Всемилостивейший Государь!

Не ожидал, чтобы так скоро после моего последнего письма к Вам, в котором я высказал мою веру, после Ваших дорогих строк, за которые благодарю, как за луч солнца, – Богу было угодно всем нам показать, до какой степени верующие так, как дано мне в отраду верить, истинно веруют! Страха и смущений в себе не обретаю ни атома. Хотел бы ужаснуться, не могу. Слишком поражен явлением Божьей над Вами охраны, слишком радуюсь ей! Что ближе могло, казалось бы, быть этой обнаружившейся опасности, а между тем, никогда дальше не был адский замысл от своего исполнения, как в этот день. Именно как сказано в псалме: «на аспида и василиска наступиши, попереши льва и змию»[598]. Два месяца ежедневно Вы были доступнее всякого для любого покушения: Бог отдаляет от Вас всякое зло. В день отъезда Вашего Бог, дабы явить для Вас виднее Свою охрану, попускает безумцев выйти из толпы и приготовиться к зверскому злодеянию, и что же, адский замысл весь поглощает их душу, и разум их ослепляется настолько, насколько нужно замыслу быть бессильным, и наоборот, стерегущим Вас прибавляется разум, прибавляется чутье, посылается свежесть взгляда, которой после 2 месяцев гляденья можно было и не ожидать, и преступники не замечают, что за ними смотрят, и идут к месту преступления, как в западню, и готовившийся мир весь поразить ужасом преступного замысла, как вещь, как испуганный зверь идет за полицейским, когда тот ему говорит: «Иди за мною к градоначальнику!» Да, и в один миг эта потрясающая ужасом небывалым быль преобразовывается в потрясающую радостным явлением Божьего чуда быль, и ничего нет, кроме света Божьей благодати и отрады Божьей благостыни! О, Государь, чувствуете ли Вы это, объяты ли Вы этим светлым знамением, осенившим Вас; и как еще осенившим, когда Вы были не одни, когда супруга Ваша была при Вас, дабы полнее было явление этого знамения!

И неправда ли, Ваша чистая и верующая душа не дрогнула, Ваш дух не мог возмутиться, ибо в душе не могло быть места для ужаса, когда переполнила ее вера и созерцание Божьей к Вам милости, и та же твердая как камень неустрашимость, та же светлая покорность будут как прежде руководить каждым Вашим движением. И все ближе и все ярче будет над Вами и с Вами Бог! О, если бы Вы знали, какая услада, какое счастье в это верить и не понимать малодушия одних и опасения других. И не ищите другого объяснения чуда: Ваша чистота и Ваша вера делают Вашу душу обителью Божьей благодати и Вашу личность облекают в броню и Вашу жизнь с семьею окружают охраною, и чем сильнее будет казаться адский замысл, тем сильнее будет Божья охрана, тем ничтожнее будет адский замысл.

И нога Ваша не преткнется о камень, и народ Ваш не увидит Вас ни устрашенным, ни смущенным, но увидит Вас бесстрашным и невредимым, и Вы, твердый, поведете слабых! О, как обнимаю Вас от всей души мысленно, и прошу простить мне сие дерзновение! Спасибо еще раз за Ваши строки, где блеснуло для меня чудное слово: дружба!

Как бы хотелось увидать Вас, поговорить с Вами, но можно ли будет об этом утешении мечтать как об осуществимом?

№ 48

Важнейший вопрос