Долгая дорога - Валерий Юабов

Вот так и пас я своих «овечек». И был счастлив, снова убедившись, что фермерство – мое любимое дело. За полтора года мне поручили продажу десяти домов! Я думал, что теперь никто и ничто не вышибет меня из седла. Но судьба готовила мне новые сюрпризы…

Да, я вывешивал на ферме то две, то три дощечки о продаже домов. Я поглядывал на них и радовался. По моим сведениям, за эти полтора года мне доверили больше продаж, чем другим известным мне риелторам. Я надеялся, что возле каждой из дощечек вот-вот появится еще одна с надписью: Sold. Дом продан… То есть покупатель не только найден – он уже подтвердил свои намерения: получил банковский кредит и готов завершить сделку. Вот тут и риелтор вознаграждается за свои труды… Но шел месяц за месяцем, а из десяти домов мне удалось продать всего один – дом супругов Файбер на 77-й Роуд.

* * *

Продажа недвижимости подчиняется общим законам рынка. Главное для нее – покупательский спрос. Спрос велик – все идет как по маслу. И сделки совершаются быстрее, и банковский кредит оформляется легче, и ясное дело, доходы у риелтора выше. Так вот, главное исчезло: спроса не стало… Почему? Куда девались покупатели?

О некоторых причинах я догадывался. Владельцы небольшого бизнеса – будь то парикмахер, сапожник, хозяин ресторана – как правило, скрывают свои реальные заработки, чтобы уменьшить подоходный налог. А плохие времена осложнили работу с банками: чтобы оформить кредит на покупку дома, необходимо подтвердить свои сбережения и достаточно высокую зарплату. Не удивительно, что люди жмутся, откладывают покупку дома на лучшие времена. Повлиял кризис и на продавцов – владельцев домов: они стали запрашивать слишком дорого. Ведь недвижимость – это копилка, чем дольше ее не трогать – тем лучше. Либо уж надо вытрясти из нее как можно больше! Вот и слышишь: «У нас не горит, обождем до лучших времен».

Большинство домов простаивало на рынке месяцами, заканчивались и не возобновлялись сроки контрактов с нами, риелторами. И мы, бедные, крутились в поисках заработка, как воробьи в поисках еды возле опустевших вечером прилавков.

Именно это испытал я, как говорится, на собственной шкуре. Впервые за двадцать пять лет супружеской жизни нашей семье приходилось – и приходится сейчас – довольствоваться заработком Светы. Выручает то, что дети выросли. Даниэл – ему уже двадцать два – преподает математику в родном колледже, поступил в аспирантуру в Simon Buisness School. Вика – она тоже подрабатывает в аптеке – учится на фармацевта. Осталось только Эстер вытянуть. Хорошо, что семья у меня такая дружная, что трудности ее только сплачивают! Оптимистичная Света успокаивает, уверяет, что все образуется. А Дэниэл с Викой уговаривают: «бросай ты это дело, перестань зря двери обстукивать! Продай здание «Саммита», и живите с мамой на эти деньги».

Бросить риелторство рекомендует мне и Давид Кессел, мой партнер. Давид убежден: экономический застой будет долгим. А застой – это высокая безработица, это трудно оформляемый и все повышаемый банковский кредит. То есть именно то, что препятствует нашему бизнесу. Сам Давид уже давно отошел от него и занимается изучением фондовой биржи. Давид – человек волевой, приняв решение, он не колеблется, не оглядывается. Не то, что я. Ведь с доводами партнера я согласен, но принимает их как бы половина моего существа – мой разум. А другая половина – душа – плачет, как дитя, которому предлагают выбросить сломавшуюся любимую игрушку. Моя ферма – как буду я жить без нее? Столько лет я пас своих «овечек», свыкся с людьми, привык встречаться с ними. Ферма стала уже не столько местом, где я делаю бизнес, сколько моим кругом общения, моим выходом в мир… И в моей неразумной душе упрямо жила надежда: проклятый кризис скоро закончится, должна же измениться экономическая ситуация! Я подожду, у меня есть силы, я не хочу сдаваться!

Вот так и получалось, что по утрам, приходя в офис, я как бы раздваивался. Разумная моя половина с интересом наблюдала за работой Давида, слушала его рассуждения, соглашалась с ним, но примерно к полудню вторая моя половина, живущая не разумом, а чувствами, выходила из подчинения, начинала упрямо твердить, требовать: «на ферму, на ферму!» И она побеждала: я убегал, на ходу воскликнув «встретимся вечером!»

* * *

… Зима была снежная и холодная, но короткая. Весна, необычно теплая, пришла на месяц раньше, чем всегда. В начале марта ветер из студеного, жалящего превратился в теплый, полный весенних запахов. За день-другой все зазеленело, зацвело. До чего же хорошо было, расхаживая по улицам, подмечать все мелочи весеннего пробуждения! Казалось, мои глаза приобрели какую-то особую зоркость и восприимчивость. Всматривался в только что распустившиеся листья живой изгороди, любовался: какие они тоненькие, насквозь просвечивают… А зелень какая светлая, нежная… Вот листочки дрогнули на ветру – и я, с жадностью глотая воздух, кажется, чувствую их аромат.

Особенно я любил одно местечко на 76-й роуд. Там, напротив поляны, рос мой любимый белый дуб. Могучий, в три обхвата – значит, древний, проживший уже несколько веков. Задрав голову, я разглядывал корявые ветки – не мелькнет ли на их темном фоне зелень первых листочков. Но нет: дубы распускаются довольно поздно, кажется, не раньше апреля. И все равно я радовался встрече со стариком. Садился на корточки, поглаживал узловатые корни великана, тоже могучие, взломавшие цементные плиты тротуара. Когда-то меня это возмущало: непорядок, люди же спотыкаются. Не раз требовал, чтобы хозяева соседнего дома вырубили корни, починили тротуар… Ну и чудак же я был! Подумаешь – взломаны плиты, этим гордиться надо: ведь такого дуба не найдешь, небось, во всем округе!

* * *

Но природа – природой, весна – весной, а ферму свою я обстукивал упорно. Ходил от дома к дому – и настраивал себя на деловой лад. Даже более чем на деловой. Я припоминал примеры из книг, из истории, когда упорство и вера в свое дело помогали людям преодолевать величайшие трудности. Может, и не подходит слово «героизм» к моей скромной деятельности – она же не меняет ни хода истории, ни людских судеб – ну а все-таки упорство остается упорством. Умение выстоять остается умением выстоять. И я ходил от дома к дому, улыбался, затевал разговоры. Здоровался на нескольких языках: «Ни Хао!» – приветствовал китайцев, «Ан ян ха се е!» корейцев, «Буэнос тардес!» испаноязычных… Веселых приветствий и разговоров было великое множество, но как доходило до дела – «овечки» мои становились непреклонны. К вечеру, убедившись в этом, я опять превращался в существо разумное. Печально спрашивал себя, как же быть и утром шел в офис беседовать с Давидом.

* * *

Уже двадцать пять лет, как мы вместе, а я и сегодня не перестаю удивляться силе характера, глубине мыслей, работоспособности моего друга и партнера.

Давид вернулся к своей прежней профессии – операциям на фондовой бирже. Члены этой биржи – крупные частные компании всего мира. Биржа обеспечивает их нормальными условиями при покупке и продаже ценных бумаг. Если подписаться на специальный сервис, можно с экрана компьютера не только наблюдать за работой биржи, следить за стоимостью или обращением акций, но и самому участвовать в покупке, продаже, да и во множестве других фондовых операций. Что и делает Давид, – недаром же он установил в нашем офисе три компьютера с пятью мониторами.