Лев Троцкий - Георгий Чернявский

В ряде писем единомышленникам, как «циркулярных», так и адресованных отдельным лицам, Троцкий предостерегал против переоценки сдвигов в правящей верхушке. Он, правда, не исключал, что в какой-то мере, в основном с формальной точки зрения, «новый курс» Сталина являлся приближением в некоторых вопросах к их позициям. Здесь следует учитывать, что ссыльные все еще продолжали считать, будто примирение со сталинской группой возможно, и эта надежда стимулировалась их довольно либеральным ссыльным режимом.

Троцкий, как помним, выполнял задания Института Маркса и Энгельса при ЦК ВКП(б), выезжал на охоту, то есть имел право на огнестрельное оружие, на лето получил возможность снять пригородную дачу, к нему в гости приезжали из Москвы родные. «Снисходительным» режимом пользовались и некоторые другие, ранее высокопоставленные, ссыльные. Правда, сотни рядовых сторонников оппозиции находились в так называемых «политизоляторах». Ссыльные протестовали против сурового режима политзаключенных, но им значительно важнее было их собственное вполне терпимое положение.

Сам Троцкий, однако, лишь в самом начале оптимистически восприняв внутренние бури в Политбюро, вскоре стал весьма скептически относиться к происходившим в Москве событиям. Он писал Раковскому 14 июля 1928 года, что Радек и Преображенский не правы, полагая, что сталинская фракция имеет лишь «правый хвост» и ее надо, мол, уговорить избавиться от такового. «Обезьяна, освобожденная от хвоста, еще не человек», — комментировал алма-атинский ссыльный с присущим ему сарказмом.[1095]

Постепенно Раковский, Сосновский и некоторые другие ссыльные вслед за Троцким начинали осознавать, что не «правые», а именно Сталин и его группа путем хитрых вывертов одерживают верх, используя партийный аппарат и доверие малообразованной массы коммунистов, склонной поддаваться инстинкту толпы. Троцкий, а за ним Раковский стремились дать анализ причин происходивших пертурбаций. В этом смысле наиболее показательно «Письмо тов. В.» X. Г. Раковского, которое он адресовал Г. Б. Валентинову, бывшему сотруднику газеты «Труд», находившемуся в ссылке в городе Великий Устюг.[1096]

В письме констатировалось усиливавшееся равнодушие рабочей массы, ее расслоение, бюрократическое перерождение партии и советской системы. Раковский разоблачал «извращения» с позиций намечаемого им демократического обновления советского общества, что было утопией, ибо не предполагало коренного изменения его социально-политических основ. Высказывал он мнение и о главном инструменте, который мог бы повлиять на общую ситуацию в партии и стране, каковым считал существенное сокращение функций партийного аппарата. Любую реформу, которая опиралась бы на партийную бюрократию, он считал нереальной.

«Письмо тов. В.» получило высокую оценку всех тех, кто был озабочен бюрократическим перерождением советской системы. Многократно к этому документу обращался Л. Д. Троцкий. Еще находясь в Алма-Ате, он предпринял усилия по распространению «Письма тов. В.». Н. И. Седова вспоминала: «Перепечатывали замечательное письмо Раковского и рассылали другим». Но существенный резонанс письмо Валентинову получило только после выезда Л. Д. Троцкого за границу. Уже в феврале 1929 года, то есть тотчас после того, как он оказался в Турции, Троцкий подробно прокомментировал анализ Раковского, выделив наиболее существенные его моменты. Вслед за этим текст письма был опубликован в «Бюллетене оппозиции (большевиков-ленинцев)», который под руководством Троцкого начал издаваться за рубежом.[1097]

Возвратимся, однако, в 1928 год, к ссыльным Троцкому и его сторонникам, между которыми происходили бурные дебаты по поводу «полевения» Сталина и отказа от «центристских» установок.

С начала июня Троцкий прилагал максимум сил, чтобы убедить ссыльных не под даваться на уловки, не идти на капитуляцию, маскируя ее «принципиальными соображениями». Он подчеркивал исключительную важность вопроса о методах руководства партией, государством, профсоюзами. Отчасти под влиянием позиции Раковского, отчасти в результате собственных размышлений Троцкий акцентировал внимание на том, что давным-давно позабыли в партийных кругах, в том числе и он сам, — на «пролетарской демократии».[1098]

Письма Троцкого дают представление о слухах и сплетнях, которые распространялись в верхушке, возможно, из самого сталинского окружения. В числе ходких версий была, например, передаваемая из одного московского кабинета в другой, а затем в письме дошедшая до Алма-Аты «новость», будто Сталин на Политбюро голосовал против высылки Троцкого, а когда того высылали, даже не находился в Москве.[1099]

Только последнее соответствовало истине (Сталин находился в Сибири), но это вряд ли что-нибудь меняло. Решающее значение позиции генсека в этом вопросе было очевидным.

В то же время некоторые слухи, дошедшие до Троцкого, выглядели куда более достоверными. Касались они главным образом усиливавшихся конфликтов в высших кругах и волнах, которые расходились от этих конфликтов, задевая столичные и периферийные группы партийных деятелей. Правдоподобным, например, выглядело то, что в Ленинграде на собрании фракционного актива выступил близкий к Бухарину заведующий агитпропотделом Исполкома Коминтерна и ответственный сотрудник «Правды» А. Н. Слепков и будто бы заявил, что Сталин ведет страну к гибели, что новая политика Сталина — это «троцкизм», что необходимо повести со Сталиным самую жестокую борьбу. О собрании якобы сообщили ленинградскому партийному боссу С. М. Кирову, а последний «донес по начальству», в результате Слепкова сняли с работы и отправили в отдаленный пункт Якутии.[1100] Действительно, Слепков был уволен с московских должностей и переведен, правда, не в Якутию, а в Средневолжский крайком партии (в 1930 году он был исключен из ВКП(б) за «правооппортунистические ошибки»).[1101]

Троцкий упорно проповедовал своим сторонникам, что мелким соглашательством, второстепенными уступками «левому сдвигу» результатов добиться нельзя. Он так формулировал основы своей тактики в изменившихся условиях: «Поддержка не центризму, сдвигающемуся в данный момент влево, а только его левым шагам. Но мы не можем поддерживать и укреплять авторитет и влияние центристов, хотя бы и левеющих в данный момент. Нам надо думать о завтрашнем дне. Наша поддержка левым или полулевым шагам центристов состоит в том, что мы, опальные большевики-ленинцы, исключаем самую мысль о каком-либо блоке с правыми против общего противника».[1102]