Лев Троцкий - Георгий Чернявский

Правда, некоторые ссыльные высказывали в письмах шефу опасения, как бы «каша не сварилась» без их участия. Подобные настроения Троцкий клеймил как «капитулянтство», объявляя, что признание левого поворота со стороны «центристов» во главе со Сталиным будет возможно только тогда, когда сосланных вернут на ответственные посты, восстановив их в партии. Сам оппозиционный лидер не верил в такую возможность при существующем руководстве, и высказываемые требования были для него лишь средством, причем ненадежным, не допустить дальнейшего раскола оппозиции, новых «капитулянтских» заявлений.

Однако летом 1928 года внимание к внутриполитическим вопросам на некоторое время отошло на второй план в связи с подготовкой и проведением международного коммунистического конгресса.

Ссыльные оппозиционеры, и прежде всего Троцкий, с большим вниманием отнеслись к работе VI конгресса Коминтерна, состоявшегося в Москве 17 июля — 1 сентября 1928 года. Это был первый конгресс, в котором не принимал участия Троцкий, один из основателей Интернационала.

Сам факт созыва международного коммунистического форума через четыре года после предыдущего (до 1922 года конгрессы созывались ежегодно) свидетельствовал о том, что московское руководство уделяло этой организации все меньше внимания, хотя продолжало ее рассматривать как внешнеполитическое ответвление ЦК ВКП(б).

Конгресс обсудил вопросы об опасности империалистической войны, о революционном движении в колониальных и полуколониальных странах, о положении в СССР и в ВКП(б), об уставе Коминтерна. Но особенно важным было рассмотрение проекта программы Интернационала. Текст программы готовился более пяти лет, никак не устраивая кремлевских лидеров. В конце концов под руководством Бухарина (в основном им самим) был написан проект программы, который сочли более или менее подходящим.

Хотя некоторые делегаты (в том числе итальянец П. Тольятти и француз М. Торез) выражали недовольство ходом конгресса (об этом Троцкому нелегально сообщали в Алма-Ату тайные сторонники, общавшиеся с зарубежными делегатами, которые передали ему соответствующие записи),[1103] на официальных заседаниях проявлялось раболепное единодушие. Коммунистических диссидентов на конгресс не допустили, а некоторые, кто критически относился к политике большевистского руководства, ожидали отъезда из СССР, чтобы без опаски высказать свои истинные взгляды.

В июне 1928 года Троцкий направил VI конгрессу несколько документов.

Первым из них был обширный, составивший целую книгу материал «Критика программы Коммунистического Интернационала». 12 июля конгрессу был послан комментарий программного документа под заголовком «Что же дальше?». В тот же день в советскую столицу отправилось еще одно послание — заявление Троцкого на имя конгресса.[1104] Этим документам была придана полемически заостренная форма. Адресовались они не только конгрессу и руководству ВКП(б), но и сторонникам.

В письме Раковскому от 14 июля Троцкий писал, что работа над документами к конгрессу Коминтерна была своего рода средством отвлечения от глубокой скорби, связанной с потерей младшей дочери. «Это было трудно. Но с другой стороны, необходимость выполнить эту работу во что бы то ни стало послужила как бы оттяжным пластырем и помогла пронести ношу через первые наиболее тяжкие недели». Сообщая, что у него получилась книжка объемом в 11 печатных листов, Лев Давидович писал, что он подытожил то, «что было плодом нашей коллективной работы за последнее пятилетие».[1105]

Иначе говоря, Троцкий рассматривал документы, подготовленные к конгрессу Коминтерна, как своего рода итог теоретической, публицистической, разоблачительной, протестной деятельности оппозиции начиная с 1923 года, то есть с того времени, когда оппозиция еще не сформировалась, но зарождалась критическая струя в большевизме, приверженцы которой, объявив себя подлинными преемниками Ленина, вступали в борьбу против Сталина.

Документы Троцкого с критикой программы и всей деятельности Коминтерна делегацией ВКП(б) были скрыты от большинства участников конгресса. Но все же, по инициативе Бухарина, основной критический материал в сокращенной форме был роздан членам программной комиссии без указания автора, но под подлинным заголовком, причем члены комиссии были поставлены в известность, кем материал написан.

При этом, будто в насмешку и над текстом, и над членами комиссии, им было сообщено, что это только информационный материал, не подлежащий обсуждению. Как полагал представитель компартии США на конгрессе Джеймс Кэннон, появление документа в программной комиссии послужило дополнительным основанием для убеждения Сталина, что Бухарина следует устранить.[1106]

«Критика программы Коммунистического Интернационала» состояла из трех разделов, посвященных общим вопросам международной революции в противопоставлении курсу Сталина на построение социализма в одной стране, атакже общим чертам и особенностям стратегии и тактики коммунистического движения, итогам, перспективам и урокам китайской революции.

Троцкий расширял, дополнительно аргументируя, критику теории социализма в одной стране, подтверждая свою приверженность концепции перманентной революции. Подчеркивая зависимость СССР от мировой экономики, международного рынка, он утверждал, что в проекте «революционно-историческую диалектику заменила крохоборчески-реакционная утопия замкнутого социализма, который строится на низкой технике, развивается «черепашьим темпом» в национальных границах, связанных с внешним миром только страхом перед интервенцией».[1107] Подмечая складывающийся национализм Сталина, Троцкий сопоставлял его поведение с курсом руководства германской социал-демократии во время Первой мировой войны. Интернационализм превращается, утверждал критик, в схоластическое прикрытие заведомой фальши.

Переходя к критике стратегии и тактики Коминтерна, Троцкий останавливался на характеристике современной эпохи, определение и анализ которой отсутствовали в проекте. Он отбрасывал примитивную мысль, что революционный характер эпохи состоит в возможности в каждый данный момент захватить власть. Сущность эпохи он видел «в глубоких и резких колебаниях, в крутых и частых переходах от непосредственно революционной обстановки… к победе фашистской или полуфашистской контрреволюции, от этой последней — к временному режиму золотой середины, чтобы затем опять довести противоречия до острия бритвы и поставить ребром вопрос о власти».[1108]