📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгПриключениеПаж герцога Савойского - Александр Дюма

Паж герцога Савойского - Александр Дюма

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 152 153 154 155 156 157 158 159 160 ... 249
Перейти на страницу:

— Третьим, — продолжал грустно нищий, — был достойный немецкий наемник по имени Франц Шарфенштайн. Вы, конечно, слышали о покойных Бриарее и Геркулесе? Так вот, Франц обладал силой Геркулеса, а ростом был с Бриарея. Его убили при защите бреши в стене Сен-Кантена. Да упокоит Господь его душу, равно как и душу его дяди Генриха Шарфенштайна, который, оплакивая племянника, впал в слабоумие и умер.

— Скажи-ка, Монтегю, — спросил чей-то голос, — как ты полагаешь, если бы ты умер, твой дядя впал бы в слабоумие, оплакивая тебя?

— Милый мой, — ответил тот, к кому был обращен вопрос, — ты же знаешь правило, гласящее: non bis in idem.[50]

— Пятый, — продолжал нищий, — был честный католик по имени Сирилл Непомюсен Лактанс. Этому спасение на Небесах обеспечено, потому что он двадцать лет сражался за нашу святую веру и умер мучеником…

— Мучеником? Черт возьми! Расскажи нам об этом.

— Очень просто, господа. Он служил под началом знаменитого барона дез'Адре, который на тот момент был католиком. Вы, конечно, знаете, что барон дез'Адре всю жизнь провел за тем, что из католика становился протестантом, а из протестанта — католиком. Итак, на тот момент барон дез'Адре был католиком, а Лактанс служил под его началом; и случилось так, что барон накануне праздника Святых Даров взял в плен нескольких гугенотов и не знал, какую казнь для них придумать; тогда Лактанса осенила свыше мысль снять с них кожу и обить ею стены домов в деревушке Морнас; барону эта мысль очень понравилась, и он, к вящей славе нашей святой веры, назавтра же привел ее в исполнение. Но на следующий год, день в день, когда барон сделался уже гугенотом, случилось так, что Лактанс попал к нему в руки; тут барон вспомнил совет, который мой благочестивый друг дал ему в прошлом году, и, несмотря на его протесты, приказал содрать с него кожу! Я узнал кожу мученика по родинке у него под левым плечом.

— Может быть, и с тобой такое получится, Вилькье, — сказал один из молодых людей своему соседу, — но, черт побери, на обивку стен твоя шкура пойдет только в том случае, если во Франции к тому времени будет избыток барабанов!

— Шестым, — продолжал ниший, — был изящный щеголь из нашего славного города Парижа, молодой, красивый, галантный, всегда волочившийся за какой-нибудь дамой…

— Тсс, — произнес один из дворян, — говори, добрый человек, потише: вдруг король Генрих Третий услышит тебя и накажет за то, что ты водился с такой дурной компанией?

— И как же звали человека, имевшего такие дурные нравы? — спросил другой дворянин.

— Его звали Виктор Феликс Ивонне, — ответил нищий. — В один прекрасный день, вернее в одну прекрасную ночь, когда он пришел к одной из своих любовниц, муж, не решившийся ждать его со шпагой в руке, снял с петель дверь, через которую Ивонне должен был выйти. Дверь была сделана из цельного дуба и весила, наверное, тысячи три фунтов; ее просто сняли с петель и поставили на место. В три часа ночи Ивонне распрощался со своей любимой и пошел к двери, а ключ у него имелся; он вставил ключ в скважину, повернул его два раза и потянул к себе; но, вместо того чтобы повернуться на петлях, дверь рухнула на бедного Ивонне! Если бы это были Франц или Генрих Шарфенштайны, они бы отбросили ее как листок бумаги, но Ивонне, как я уже сказал, был изящный молодой человек, с маленькими ручками и маленькими ножками: дверь переломала ему кости, и на следующий день его нашли мертвым.

— Послушайте, — сказал тот из Сорока Пяти, которого звали Монтегю, — прекрасный рецепт, надо дать его господину де Шатонёфу: жена не станет от этого меньше изменять ему, но не дважды с одним и тем же.

— Седьмым, — продолжал бродяга, — был некий Мартен Пильтрус. Это был, как говаривал господин де Брантом, учтивый дворянин, а погиб он из-за досадного недоразумения. Однажды господин де Монлюк проезжал через какой-то городок, где его приветствовали все городские чиновники, кроме судей; господин де Монлюк решил отомстить за такую невежливость, а для этого навел справки и узнал, что в тюрьме города содержатся двенадцать гугенотов: их должны были на следующий день судить. Он явился в тюрьму, вошел в общую залу и спросил: «Кто здесь гугенот?» В этой зале находился уж не ведаю в чем обвиненный Пильтрус, он знал, что господин де Монлюк — ярый гугенот, и понятия не имел о том, что тот сменил религию, как и барон дез'Адре; и вот Пильтрус решил, что господин Монлюк спрашивает, кто здесь гугенот, с целью их освободить; оказалось, вовсе не так — с целью их повесить! Когда бедный Пильтрус понял, в чем дело, он стал протестовать изо всех сил; но протестовал он напрасно, было принято во внимание только его первое заявление, и он был повешен высоко и сразу, двенадцатым по счету. А кого схватили на следующий день? Конечно, судей, кому некого больше было судить… Но Пильтрус был уже мертв.

— Requiescat in pace![51] — сказал один из слушателей.

— Это по-христиански, сударь, — сказал нищий, — и я благодарю вас за своего друга.

— Приступим к восьмому, — предложил чей-то голос.

— Восьмого звали Жан Кризостом Прокоп; он был из Нижней Нормандии…

— Король, господа! Король! — раздался чей-то крик.

— Ну-ка, спрячься, бездельник, — сказали нищему молодые дворяне, — и постарайся не оказаться на пути его величества, потому что он любит красивые лица и изящные манеры.

Король и в самом деле вышел из своих покоев; по правую руку от него шел герцог де Гиз, а по левую — кардинал Лотарингский. Король был, по-видимому, сильно опечален.

— Господа, — обратился он к дворянам, ставшим по обе стороны прохода и старавшимся спрятать как могли за своими спинами человека без одного глаза, одной руки и одной ноги, — вы ведь часто слышали от меня о том королевском приеме, что оказал мне герцог Эммануил Филиберт Савойский, когда я был в Пьемонте?

Молодые люди поклонились в знак того, что они об этом помнят.

— Так вот, сегодня утром я получил горестное известие о его кончине, которая имела место в Турине тридцатого августа тысяча пятьсот восьмидесятого года.

— И конечно же, государь, — спросил один из Сорока Пяти, — кончина этого принца была прекрасна?

— Достойная его кончина, господа: он умер на руках у сына, успев сказать ему: «Сын мой, пусть моя смерть научит вас, какой должна быть ваша жизнь, а моя жизнь — какой должна быть ваша смерть. Вы уже в том возрасте, когда способны управлять государством, которое я вам оставляю; позаботьтесь о том, чтобы передать его вашим детям, и будьте уверены, что Господь будет хранить его, пока вы будете жить в страхе Божьем!..» Господа, герцог Эммануил Филиберт был в числе моих друзей; я буду носить траур по нему восемь дней и восемь дней буду слушать поминальную службу. Кто поступит как я, доставит мне удовольствие.

И король продолжил путь к часовне; дворяне пошли за ним и благочестиво прослушали обедню.

1 ... 152 153 154 155 156 157 158 159 160 ... 249
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?