Домик в Оллингтоне - Энтони Троллоп

– Ты отвечай ему ласковее, – сказала мистрис Дель.

– Так ласково, как я уж и не знаю, – сказала Белл. – Я бы желала, мама, чтобы это письмо написали вы.

– Мне кажется, это не идет. Это, я полагаю, послужит ему поводом к новой попытке.

Мистрис Дель знала очень хорошо, – как знала несколько месяцев тому назад, – что искательство Бернарда безнадежно. Она была уверена, – хотя об этом не было между ними разговора, – что если доктор Крофтс вздумает прийти еще раз и попросит руку ее дочери, то ему не будет отказано. Из двух этих мужчин ей, конечно, больше всего нравился доктор Крофтс, впрочем, ей нравились оба, и она не могла не припомнить, что один, в материальном отношении, представлял собою весьма бедную партию, между тем как другой во всех отношениях был превосходен. Мистрис Дель ни под каким видом не хотела сказать слова, чтобы повлиять на дочь, да она, впрочем, и знала, что на нее никакие слова не могли бы произвести влияния, все же она не могла отстранить от себя некоторого сожаления при мысли, что это так и быть должно.

– Я знаю, мама, чего бы вы пожелали, – сказала Белл.

– У меня одно желание, моя милая, это чтобы ты была счастлива. Да сохранит тебя Господь от участи, которая постигла Лили! Советуя тебе отвечать кузену как можно ласковее, я хотела этим сказать только одно, что за свое благородство он вполне заслуживает ласкового ответа.

– Будьте уверены, мама, я употреблю для этого все мои усилия, однако вы знаете, что говорит одна леди на сцене: как трудно вытащить жало из этого слова «нет».

Сказав это, Белл вышла немного прогуляться, и по возвращении вынула свой письменный ящик и написала письмо. Оно было твердо и решительно. Что касается до той остроты, которая должна была вытащить жало «из этого едкого, язвительного слова: нет», она и не думала о ней. «Всего лучше пусть и он поймет, что я тоже серьезна», – сказала она про себя, и в этом настроении духа написала письмо.

«Прошу вас, не позволяйте себе думать, что в моих словах нет дружеского расположения к вам, – прибавила она в постскриптуме. – Я знаю, как вы добры, и знаю всю цену того, от чего отказываюсь, но в этом важном вопросе я вменяю себе в непременную обязанность высказать вам одну правду».

Между сквайром и мистрис Дель решено было, что переезд из Малого дома в Гествик не должен состояться раньше первого мая. Когда ему дали понять, что, по мнению доктора Крофтса, безрассудно было бы перевезти Лили из Малого дома в марте месяце, он употреблял все свое красноречие, чтобы принудить мистрис Дель отказаться от своего намерения. Сквайр говорил ей, что он всегда считал этот дом принадлежащим по праву кому-нибудь из фамилии Делей, кроме его самого, что в нем всегда так жили и что ни один из оллингтонских сквайров минувшего времени не брал за этот дом арендных денег.

– Тут не делается милости, вовсе никакой, – сказал он своим обычным резким, суровым тоном.

– Напротив, тут есть милость, большое великодушие, – отвечала вдова. – И я никогда не гордилась принимать ее, но когда я говорю вам, что мы надеемся быть счастливее в Гествике, вы не захотите нас удерживать. Лили получила в этом доме тяжелый удар, а Белл чувствует, что поступает совершенно наперекор вашим желаниям, – желаниям, в которых тоже выражается так много великодушия!

– Не стоит больше говорить об этом. Все это может еще устроиться, если только вы останетесь здесь.

Но мистрис Дель знала, что «все это» никогда не устроится, и потому настаивала на своем. Притом же она едва ли бы осмелилась сказать дочерям, что покорилась просьбам сквайра. Разговор этот происходил в то самое время, когда сквайр вел переговоры с графом насчет приданого Лили и, конечно, ему было тяжело подобное упрямство со стороны родственников в тот момент, когда об них заботились с таким великодушием. Впрочем, во время убеждений своих относительно Малого дома, он ничего не сказал о Лили или о ее будущих видах.

Они предполагали выехать первого мая, и уже одна неделя апреля прошла. После свидания, о котором мы сейчас упомянули, сквайр не говорил мистрис Дель ни слова по этому делу. Разъединение семейств было для него и досадно, и больно, – на отказ мистрис Дель он смотрел не иначе, как на выражение неблагодарности. По его мнению, он исполнял свой долг в отношении к ним, исполнял более чем долг, и теперь они говорят ему, что оставляют дом его потому собственно, что не могут более переносить тягости оказываемых им одолжений. В сущности же он не понимал их, а они не понимали его. Он был суров в своем обхождении и любил иногда обнаруживать свое господство, вовсе не сознавая, что его положение хотя и давало ему все привилегии близкого и дорогого друга, но не давало, однако, власти отца или мужа. В деле предполагаемой женитьбы Бернарда он говорил так, как будто Белл должна была сообразоваться с его желаниями, прежде чем откажет своему кузену. Он позволил себе сделать выговор мистрис Дель, и этим самым нанес ее дочерям оскорбление, простить которое они находили в то время совершенно невозможным.

Впрочем, едва ли и они были более довольны настоящим порядком вещей, чем сквайр: и теперь, когда наступило время разъединения, они, не имея возможности отказаться от своей решимости, чувствовали, что поступали с сквайром жестоко. Когда у них составилась эта решимость, даже когда составлялась она, сквайр был холоден к ним и суров. Несчастье Лили смягчало его, как смягчало и одиночество, которое предстояло ему испытывать по отъезде Делей. Тяжело было ему такое обращение с ним в то время, когда он для всех их делал все лучшее! Они также чувствовали это, хотя и не знали, как далеко простирались услуги, которые он старался оказать им. В то время как они сидели у камина, составляя планы своего удаления, сердца их были ожесточены против него, и они решились во что бы то ни стало защищать свою независимость. Но теперь, когда наступило время действовать, они сознавали, что сетования на него уже в значительной мере утихли. Это набрасывало на все предметы грустную тень, несмотря на то они продолжали свою работу.

Кто не знает, как страшны бывают приготовления к переезду из одного дома в другой, какое является бесчисленное множество вещей и вещиц, которые требуют укладывания, упаковки, как невыразимо неприятен период упаковки, какой жалкий и неряшливый вид принимают все принадлежности дома в этом беспорядке! В настоящее время люди, которые понимают свет и имеют деньги, соразмерные с такими понятиями, изучили способ избегать подобных неприятностей и поручать этот труд другим за известную плату. Оставив посуду в буфетах, книги на полках, вино в погребах, занавеси на своих местах, понимающее свет семейство отправляется недели на две в Брайтон. К концу этого времени посуда преспокойно переставится в другие буфеты, книги в другие шкафы, вино в другие погреба, занавеси повесятся на другие места, все, все приведется в надлежащий порядок. Мистрис Дель и ее дочери не имели ни малейшего понятия об этом способе передвижения. Пригласить деревенского плотника для наполнения ящиков, которые он сам же сделал, – вот все, что знали они о посторонней помощи, кроме своих двух служанок. Каждой вещи предстояло перейти через руки того или другого члена семейства, предвидя всю трудность этой работы, они начали ее гораздо ранее, чем было необходимо, – так что при первом приступе сделалось уже очевидным, что им приведется провести скучную, тяжелую, беспокойную неделю среди ящиков и сундуков, в виду беспорядочно расставленной мебели.