Несравненное право - Вера Камша

Годой совершил большую глупость, решив подарить вроде бы ничейные фронтерские земли гвардейцам-южанам, а история с рубинами и вовсе поставила крест на столь любимом некоторыми утверждении, что худой мир лучше доброй ссоры и лучше его пересидеть в хате с краю. Фронтера, а за ней и Нижняя Арция встали на дыбы. Казни в городах ничего не давали, разве что после них в лесах и болотах появлялись новые резестанты из числа родичей погибших. Во Фронтере во всеуслышание говорили и о том, что Годой предан анафеме и отлучен, и о том, что он и сам колдун и связан с другими колдунами, приносящими человеческие жертвы. Обстоятельная селянская фантазия все расставила по своим местам — и гоблинов, и пустые деревни, и исчезнувших Всадников, и странные слухи, выползавшие из-за гор…

Зима выдалась снежной и поэтому спокойной. Засевшие не в столь уж многочисленных городах гарнизоны пережидали вьюги у огня, ни солдатам, ни офицерам не улыбалось бросаться в воющую холодную тьму ради того, чтоб изловить и повесить десяток-другой крестьян. Резестанты тоже вынужденно отсиживались по своим укрывищам да по дальним деревням, справедливо полагая, что по такой погоде никто за ними гоняться не будет.

Самые отчаянные все же караулили на дорогах, высматривая плохо охраняемые обозы, небольшие отряды, да, если повезет, гонцов и курьеров, но таких на фронтерских дорогах почти не попадалось. Видимо, Годой насобачился общаться с Таяной с помощью колдовства.

А вот Луи зима, кроме передышки, принесла уйму тревог. Кэриун, казалось, спал на ходу, Сумеречная и вовсе исчезла где-то в начале Звездного Вихря. А Прашинко, тот просто не мог показываться, пока лежит снег. Лишенный глаз и ушей, сын Эллари поддался на уговоры Лупе, вознамерившейся отправиться ни много ни мало в Мунт. Нет, в том, что это было необходимо, сомнений не было. И им, и Рене нужны союзники в столице Арции. Луи не сомневался, что, по крайней мере, на пять могущественных фамилий можно положиться. Даже Прашинко при всей своей безотказности, быстроте и пронырливости не мог узнать некоторых вещей, которые наверняка знают бывающие при дворе. А император, самозваный ли он или же самый что ни на есть законный, должен давать приемы, на которые приглашаются знатнейшие фамилии. Нет, в Мунте стоило побывать, тем паче зимой, когда рождаются замыслы, когда на бумагу ложатся планы летних кампаний… Сначала Луи хотел идти сам, но Рыгор его отговорил. И то сказать, принца в Мунте знала каждая собака, не говоря уж о женщинах и собутыльниках. Да и характер сына Эллари не подходил для этой миссии. Действовать тайком, молчать, когда нужно, обращать внимание на каждую мелочь — этого Луи не умел. И тут вызвалась Лупе. На первый взгляд это было просто замечательно. Женщину будут подозревать в последнюю очередь, а ума и наблюдательности у маленькой колдуньи было не занимать. В случае же чего она могла и глаза отвести… Луи позволил себя уговорить, но с той поры, как одетая в рыженькую лисью шубку Лупе, помахав на прощание рукой, устроилась на запряженных мохноногой крестьянской лошадкой санках и долговязый фронтерец стегнул лошадь, принц не жил. Он ел, разговаривал, улыбался, отдавал приказы, но делал все это машинально. Его мысли занимало одно: «Где она? Что с ней?»

А потом ему приснился сон, в котором Леопина, путаясь в тяжелой мокрой одежде, убегала по болоту от всадников в нарядных охотничьих костюмах. Трубил рог, лаяли собаки, улюлюкали загонщики… Луи скакал вместе со всеми, и только он один видел, что травят они не лисицу, а женщину. Он видел, но не мог никому ничего сказать, не мог даже остановить коня. Его руки, его голос ему не повиновались…

Очевидно, он кричал во сне, потому что спавший с ним в одной комнате Рыгор Зимный растолкал его и сунул под нос стопку царки. Принц выпил, его вроде бы отпустило, но вот обуздать свою тревогу с той ночи он не мог. За кварту до предполагаемого возвращения Леопины он начал по вечерам выходить на дорогу и орами простаивать у тополя с обломанной вершиной, вглядываясь в пустой белый тракт. Лупе не было, да и не могло быть, но он все равно ждал… А в стороне стояли Рыгор и Гвенда. Беломостцы не навязывали свое сочувствие, хотя разгадали нехитрый секрет принца почти сразу. Луи был им благодарен — с ними он мог говорить о Леопине. Догадывались ли другие о его любви к Лесной Сестре или же объясняли его нетерпение ожиданием вестей из Мунта, сын Эллари не знал — в том состоянии, до которого он себя довел, ему было все равно, что про него скажут или подумают…

Вечерело, было холодно и ясно. До весны оставалось совсем немного, но зима еще и не думала убираться восвояси за Белую стену. Фронтера тонула в снегах. Если не считать темной полоски леса, все: небо, дорога, поля — завораживало прихотливой игрой розоватых и голубоватых оттенков. К вечеру голубой цвет вытеснял розовый и сгущался до синевы. Раньше вдоль тракта лежало немало деревень, превращенных во время осенней драки с тарскийским конным полком в почерневшие дымящиеся развалины. Теперь холодную синеву не прорезал ни единый лучик света — его просто некому было зажечь.

Потаенный лагерь резестантов находился в лесу, за не замерзающим даже в морозы болотом, через которое восставшие умудрялись каким-то странным образом пробираться, даже не замочив ног…

— Ваше высоцтво, — по-охотничьи тихо подошедший Рыгор тронул Луи за плечо, — пора вертаться, пока доберемся… Да и делов на вечер немерено. Придуть из-за самой Лычавки, они тоже до нас просятся, уважить треба… Опять же завтра поутру ехать туда придется, а вас, проше дана, поутру будить, что кошку купать…

— Да, хорошо, я иду! Действительно пора идти, Лупе не стоит ждать раньше, чем послезавтра. — Луи улыбнулся темно-синими глазами. — Дане атамане, а сейчас у вас нема чего-нибудь для души? Замерз я…

— Как то «нема», — заржал бывший войт, — шоб у меня, да царки не було?! — Рыгор засунул руку за пазуху и вытащил плоскую фляжку, с которой, по словам покойной войтихи, и началось его грехопадение. Сначала была царка, а потом красотка, которая ее делала… — От, — Зимный с любовью посмотрел на фляжку, — самалучшая во всей Фронтере, — и перебил сам себя: — Глянь-ка на тракт, едет хтось…

Когда Луи с вялым любопытством повернулся на дорогу, его сердце не дрогнуло. Не было никакого предчувствия, никакого озарения. Легкие саночки неспешно двигались вперед, лошадкой, судя по силуэту в платке, правила здоровенная бабища, за спиной которой сидело несколько подростков. Луи решительно хлебнул царки, тщательно притер пробку и хотел было вернуть Рыгору его сокровище, как из санок раздался знакомый хрипловатый голос:

— Дядька Рыгор! Гвенда!

Обгоняя и атамана и его подругу, Луи бросился вперед. Маленькая колдунья легко выскочила из санок, прижимая к груди какой-то сверток. Тетка с детьми, видимо торопясь домой, стеганула лошадку, и та потрусила вперед, но принц ничего этого уже не видел. Только блестевшие из-под множества платков глаза.

— Сигнора… Леопина…. Все в порядке?

— Ой, — она как-то странно повела плечами, — вроде в порядке, хотя, думала, не выберусь… Гвенда, возьми… Это кот, он без хозяина остался… Помнишь того синяка, что меня в дюз забрать хотел…

— Еще бы, — сплюнул Рыгор, — рожа, как у тухлой рыбы.