Невероятная история Вилима Мошкина - Алла Дымовская

– Так как же, Олежек, я правильно поступила? – немного испуганно спросила его Юлия Карповна, после того, как все объяснения были даны. – Может, вы действительно помиритесь?

– Помиримся, непременно помиримся, – заверил ее Дружников, и настоятельно потребовал:

– Я должен немедленно увидеться с Аней.

Не обращая внимания на уверения Юлии Карповны, что Анюта давно спит, и хорошо бы обождать до утра, Дружников ворвался в спальню. Ему пришлось запустить двигатель на полную мощность, чтобы Страж смог заставить Анюту выложить ему весь ее разговор с Матвеевой дословно. Потом он поцеловал обессиленную женщину в губы и стремительно вышел вон. Но поехал не к себе, а в офис «Дома будущего», еле дотерпел, и в очередной раз погромил собственный кабинет.

Потом, стоя среди обломков и руин, Дружников принял решение. С этим пора кончать. Неважно, что замышляют его враги. Неважно, представляют они реальную угрозу или нет. Ему все это надоело. До смерти, чужой, не своей. И начнет он с Матвеевой. Ее страховка теперь место пустое. Пока разберутся, то да се, это уже не сможет иметь значения. Через несколько недель все будет кончено, и ее ведомство перейдет к нему в услужение. Но для начала надо так обставить дело, чтобы Мошкин не подумал сразу на него, Дружникова. Не стоит посылать сигнал двигателю и устраивать автокатастрофу, обрыв лифта или сердечный приступ. Пусть все выйдет естественно, словно обычное покушение. И Дружников постановил отправить на задание Муслима. На его последнее задание, потому что затем сам Муслим станет уже не нужен. Дружников и жалел отчасти верного своего телохранителя, но не хотел иметь свидетеля на будущее. Да и ни к чему копить лишних людей. Скоро в его распоряжении окажутся любые исполнители, разовые и многократного использования, для которых законом будет он сам. Вот только, как поступить с Мошкиным?

Все же опасность была. Мало ли что враг захочет предпринять, чем ответит на смерть подруги, и мало ли что успеет организация? Эх, кабы возможно сотворить такое чудо, и держать Мошкина одновременно живым, но, скажем, накрепко связанным по рукам и ногам! И ассоциации стремительно поплыли цепью. Связанный, психушка, Илона, душевнобольной. Шоковая терапия? Нет, нельзя. В невменяемом состоянии Мошкин будет безумен и опасен. Значит, сможет бесконтрольно перемещаться за стену, и бог весть, что натворит. Его, Дружникова, это никак не заденет, но ведь есть еще мама и Павлик, и брат Гошка! Вот если бы… Если бы, Мошкин как бы заснул, и не мог проснуться. Тут Дружников понял, что додумался до своей эврики! Организовать больничную палату на дому, держать Мошкина немощным, в коме или под наркозом. Но чтобы на всякий случай, доступно было разбудить в любой момент. Двигатель справится. Какая, в сущности, разница, на что тратить усилия? Так не один десяток лет можно протянуть при хорошем уходе. Дальше видно будет. Паралитики и больше живут. И никаких проблем. Никакого беспокойства. Достаточно пары надежных и жадных до денег врачей под периодическим контролем двигателя. Купить дом, поставить охрану, оборудовать комнату под реанимационный блок. И все. Отчего он раньше-то не сообразил! А не сообразил, оттого что предавался сентиментальности, ненужные воспоминания жили в нем. Но не желал он Мошкина в свои судьи, последние годы тяготился им, невольным свидетелем и участником их общего прошлого. А Дружников прошлое хотел забыть. Только Мошкину, нет-нет, да и удавалось это прошлое напомнить. Одним присутствием во времени и в мире. Самого же Дружникова это присутствие заставляло ощущать личную неполноценность. Тенью видел он себя в отражении жизни Мошкина, тенью и был. Но если лишить врага его собственного бытия, и при этом оставить в материальном существовании, то Дружников сможет освободиться. Остаться собой и не оглядываться. Вершить дела, в которых судей ему уже не найдется. Тогда он посмотрит, кто и чья тень! А для поддержания уверенности, станет хоть каждый день приходить любоваться на поверженного врага и смеяться ему в лицо. Без малейшего риска… Дружников сделался от этих мыслей несказанно счастлив.

Но сначала нужно убрать Матвееву. А там, глядишь, за неделю и домик с медицинскими удобствами будет готов. Похитить Мошкина едва ли составит особую трудность. Удобный момент всегда можно найти. Одни укол снотворного и в машину. Все равно его мать и Барсуков загорают в Париже второй месяц кряду. Поэтому вряд ли сразу хватятся сыночка. И вообще, нечего им после переворота делать в России. Пусть так и живут себе у Вербицкой. С остальными крестоносцами Дружников определил себе никак не поступать. Убить их, конечно, не выйдет, хоть и жаль. Да не больно-то надо! Без их благодетеля, паутина, чай, скорехонько рассосется, и станут бывшие крестоносцы нынешними неудачниками. А после всего правильный Кадановка доконает своими умелыми приемчиками эту курицу, Таримову, чтоб не путалась под ногами и не воображала о себе невесть чего. Туда ей и дорога.

Утром довольный Дружников позвонил Юлии Карповне и сообщил, что послезавтра к обеду непременно их навестит. Только пусть она тактично и как бы невзначай сообщит об этом Лене, но без подробностей. Юлия Карповна с радостью пообещала просьбу выполнить. А Дружников прикинул, что двух дней вполне достаточно такому профессионалу, как Муслим, на то, чтобы обставить ликвидацию должным образом. К тому же, ни Матвеева, ни ее дружок понятия не имеют, какой их на самом деле ожидает сюрприз на пути к Анютиному дому.

В полдень, как было условлено ранее, Юлия Карповна позвонила и передала Лене счастливое и краткое сообщение. Послезавтра, в обед. Обедал же Дружников, как правило, в два часа. И Лена вечером того же дня вытребовала к себе генералиссимуса.

Вилли приехал, старался держаться бодро, но взгляд имел грустный и беспомощный одновременно. И тут Лена его обрадовала. То есть, она так думала. Потому что, Вилли моментально утратил всю свою грусть, и разразился тропической бурей. Кричал, упрекал, просил не глупить и пожалеть хотя бы его. Но после одумался, и пришел к выводу – то, что сделано, сделано бесповоротно. Дуростью выйдет отменить. Шанс действительно был. Пусть невесомый, как привидение, и запредельно опасный, но был. Свою роль сыграло еще одно соображение. За которое Вилли стало отчасти стыдно перед Леной, но и преодолеть его он не смог. Послезавтра, если все случится, как задумано, он увидит Аню.

Ехали в машине вдвоем. Леночкин «Фольксваген» был маленькой, надежной крепостью, к тому же, лишние свидетели представляли опасность. Не то, чтобы Вилли не доверял своему Косте, и в другой день дал бы ему шанс это доверие оправдать. Но только не сегодня. Когда многое повисло на волоске случая.

В час дня Вилли на попутке добрался до квартиры Лены у Новослободской станции метрополитена, а после они потихоньку, прогулочным шагом, дошли до кооперативного гаража, где Лена арендовала место для своего верного, железного пони. Старик сторож впустил их на проходной, ворча под нос недовольные выражения, но Лене и генералиссимусу было не до сторожа. К тому же, как они поняли из обрывков его старческого негодования, тихие ругательства имели иного адресата, и к их приходу никак не относились.

Занятые думами о предстоящем им, последнем и решительном бое, они, уж конечно, не прислушались к бормотанию вахтера-старичка. И зря. Вряд ли генералиссимус, но такой профессионал, как майор Матвеева, вникни она в беззлобную брань сторожа, точно бы нашла причину расспросить старика поподробнее. Но сегодня посторонние вещи прошли мимо ее внимания.