Невероятная история Вилима Мошкина - Алла Дымовская

С утра все не сразу и не очень-то задалось. Засветился он в гараже. Виноват был сторож, даром что «старый козел», Муслиму бы смолчать, да гордая кровь взяла верх. И обвинение старого дурня было несправедливым. Муслим занимался именно что, ручным трудом. Совершенствовал силы и навыки, исправно и со старанием, и в гиревом спорте, и на тренажерах, и со специальным, нанятым для их охранной группы инструктором, отставником ГРУ. Задание шефа вообще-то представлялось пустяковым. В смысле реализации, а что заказанная особа состоит на службе в федеральных органах, Муслима заботило мало. Хозяину лучше знать, подо что какое пахать поле.

Позицию он занял заранее, неказистая копейка имела мощнейший движок – Муслим успел понаблюдать и крах колеса, и аварию уже в оптический прицел винтовки. Собранная, она лежала едва укрытая на заднем сидении, ментов Муслим не боялся. Хозяин заверил его, что патрулей по дороге не случится, а его слову Муслим привык верить. Дружников же на всякий случай прикрыл своего посланца пожеланием, оттого и столкновение с «ниссаном» вышло в жилу.

Он видел, как клиент его склоняется к колесу, как озабоченно озирается, поворачивается в его сторону, и решил не тянуть, исполнить все тут же, в удобный момент. Муслим плавно нажал на курок дважды. И две пули вошли в тело. Одна в грудь, вторая в горло. Оба ранения были смертельны, Муслим это знал. Стрелять в голову не стал, все же женщина и красивая, ни к чему уродовать лицо. Бросил винтовку на сидение, не спеша, надел кепку и замотался шарфом. Потом вышел из копейки прочь и зашагал упругой походкой к метро. Кому надо, пусть ищут, только ничего не найдут. Винтовка новехонькая, отпечатков нигде и никаких. А что кавказец, так их пол-Москвы. Все, как инструктор учил. Все же пульт взял с собой, раскрошил в кармане, сжав кулак, и выкинул обломки у метро в общественную урну. Не лишне насчет взрыва колеса следователю и мозги поломать.

Вилли в момент выстрела смотрел на уничтоженную покрышку, и водитель «ниссана», отшумев, подле него тоже дивился на редкое зрелище, качал головой – ну и ну, дела! Когда раздались два омерзительных, чавкающих звука, Лена громко охнула и стала оседать на землю, схватившись рукой за горло. Вилли, не поняв абсолютно, что случилось, подхватил ее сзади под мышки, в обнимку, пытаясь удержать. И вдруг под пальцами его потекло горячее, он глянул и увидел реку крови, заливающую Лене грудь и живот. Оранжевая, демисезонная дубленка в секунды превратилась в кафтан деда Мороза, кровотечение было немыслимо страшным. Рядом по бабьи кричал водитель «ниссана». У генералиссимуса сами собой подкосились ноги, он осел на асфальт, держа в объятиях Лену. На ум приходило пока только одно – любой ценой остановить эти убийственные потоки крови. Вилли стал свободной ладонью зажимать ужасную дыру в горле, перепачкался по локоть, но не добился ничего. И тут Лена дотянулась до него, отвела его руку в сторону. Тогда он понял, что все безнадежно кончено, и посмотрел ей в лицо. Белое, почти уже безжизненное, а на губах выступала, вздуваясь пузырями, розовая пена. Как-то сразу Вилли догадался, что это кровь, перемешанная с дождем, и оттого утратившая свой природный цвет. Он осознал, что перед ним и есть сама смерть, хотел еще что-то сказать, чтобы Лена его сейчас же, непременно услышала, прежде чем уйти, и бог, либо ангел, сжалился над ним, у него получилось важное и самое главное:

– Я люблю тебя. И буду любить. Я никогда бы не бросил тебя, не ушел бы к Анюте, ты слышишь?!! – Вилли закричал, громко и ужасно. Водитель «ниссана», звонивший уже в милицию по сотовому, от неожиданности этого крика выронил мобильный в дорожную грязь.

Лена его услышала. Хотела ответить, но пробитое горло ей не позволило. Тогда Вилли склонился к самым ее губам. Ловил последний вздох и эти, последние слова. Он был близко, и у Лены еще получилось дотянуться окровавленной ладонью до его лица, прижать пальцы к щеке. Словно бы оставила печать, навеки соединившую их в сокровенном ритуале. Вилли увидел в ее гаснущих глазах: Лена поверила ему. И уловил или угадал по движению губ ее последние в жизни слова. Вернее, лишь одно слово:

– Беги! – и в этом было все.

Она не стала тратить время на признания, Вилли и без того знал, все, что она могла ему сказать, да и говорила уже не раз. А, умирая, пыталась защитить его, спасти от неминуемой судьбы. Он понял правильно: бежать не куда и не откуда, а от кого! Но бежать он не собирался. Да и некуда было ему теперь бежать.

Что с ним случилось дальше, Вилли принимал как данность и со стороны, но сам уже более ни в чем не участвовал. Только от беспомощности одиночества набрал Грачевского и сказал, что стряслась беда. Потом увидел себя в кабинете следователя, а вот в каком месте был этот кабинет, так и не понял. И следователь говорил кому-то еще в комнате:

– Толку от него мало. Совсем не в себе, бедняга. Ему бы врача.

А кто-то другой отвечал:

– Еле отняли. Не хотел отдавать – руки еле разжали. А она уже давно мертвая.

После его оставили в покое, потому что, позвонили и сказали, что нашли машину. Какую, Вилли не понял, а тут перед ним жалостливая рука поставила стакан и велела выпить. Вилли выпил и сразу выплюнул на линолеумный пол, водку не водку, но крепкий и жгучий настой, может самогон, и мужской голос спросил, куда его отвезти.

– В больницу, – попросил Вилли, не глядя ни на что.

– Эх, брат. Не в больницу, в морг. Только тебя туда не пустят.

– Ничего. Я попрошу. Или так, рядом побуду, – Вилли поднялся со стула.

– Рядом, так рядом, – вздохнул тот же голос над его ухом. – А за тобой дружок приехал.

– Какой дружок? – не понял Вилли.

– Твой. Он говорит, ты ему звонил. Говорит писатель. Известный. Вроде, правда. Да мне читать некогда, а то бы знал. Ты иди. По коридору налево и на первый этаж. Пропуск держи. Вот так. Не потеряй.

Внизу Вилли действительно ждал напуганный, и оттого излишне суетливый Грачевский. В его машине они отправились в морг. Что хотел Вилли увидеть или выяснить, он не знал, да его и не пустили внутрь. А санитар, за взятку, сунутую ему Эрнестом Юрьевичем, сказал то, что Вилли понял давно и без него. Два огнестрельных ранения и оба смертельные. С тем и уехали.

Телефон не зазвонил. Дружников уже успел откушать, поиграл с Павликом, приласкал Анюту, а трубка все молчала. Тогда Дружников понял, что теперь окончательно все. Матвеева не доехала. И не доедет теперь никуда и никогда! И чуть не завизжал от удовольствия. До зуда в одном месте хотелось расспросить Муслима о подробностях, и было жаль, что видеться им больше нельзя. Одним наслаждением получалось меньше. Впрочем, подробности Дружников мог добыть из милицейских сводок. Хотя, наверняка, убийство, заказное и непонятное, своего сотрудника, ФСБ примет к собственному расследованию.

Пару раз, как бы обеспокоено спросил Юлию Карповну, куда же подевалась мирная делегация. Та лишь пожала плечами. Может, она что не так поняла. И просила Олежека подождать еще. Что Дружников с тайным торжеством и исполнил. Алиби у него имелось железное. На всякий случай, которого никогда не могло быть.