Глоток страха - Анна и Петр Владимирские

— Значит, я вовремя! — По-хозяйски расположившись за столом, Ветровская жена обратилась к официантке: — Мне чашку эспрессо и то самое печенье, какое заказала эта пани.

Ветров отошел к барной стойке и заказал себе коньяк. Там он перевернул страницу своего альбома для эскизов и стал рисовать бармена.

— Вы думаете, я ненормальная, — сказала Кармен с утвердительной интонацией. — Гоняюсь за собственным мужем и устраиваю ему сцены у фонтана. Так вот, милая моя, у меня есть на то веские причины!

—По-моему, вы абсолютно нормальны. Это я вам говорю как специалист.

—Да? — оскалилась Кармен. — А когда я зарежу своего гениального кобеля, а потом вас, вы тоже скажете, что я нормальная?

Вера улыбнулась.

—Стараетесь соответствовать своему имени?

—Да, ведь Кармен — синоним ревности.

— Вы что-то перепутали. Кармен — синоним свободы, желания любить кого хочется. Она как раз жертва ревности. Она никого не трогала, это ее зарезал ревнивый Хосе.

Ветрова пожала плечами и стала пить кофе, держа чашку двумя руками. Она не знала, что сказать, и выглядела озадаченной.

Тут к ним подошла Лидия Завьялова. Ее перемещение по кафе сопровождал шум — словно громче звучала музыка в колонках, и посетители как будто говорили на повышенных тонах вслед актрисе.

— Вот ты куда спряталась! — обратилась она к Вере. Кивнула ревнивице: — Привет, Кармен! Где твой благоневерный? — Но тут же сама увидела Ветрова у стойки бара и устремилась туда с объятиями и поцелуями.

— Можете сами убедиться! — Кармен призывала Веру в свидетели. — Стоит только отвернуться, как его уже кто ни попадя целует! Нет, вы только посмотрите!

На ее круглом личике, обрамленном остренькими лакированными прядями, читалось: «Оставь, оставь в покое моего Ветрова, оставь его мне, ну что тебе, трудно?! У тебя же мужиков грузовик с прицепом! С твоей красотой, Завьялова, ты себе еще кого хочешь найдешь! Ты это умеешь, это у тебя лучше всего получается! А я не умею. Как я его на себе женила, сама не пойму! Ну не трогайте вы его все!!! Пусть он хоть немножечко будет моим, а?»

Какая же ты книга, Кармен Ветрова? Малозаметна, теряется на полке среди других, оформление тускловатое. Начнешь читать — страсти-мордасти, а вникнешь и поймешь: обычное естественное желание любви. Такое же, как у всех. Сентиментальный роман ты у нас будешь, жена Пирата-Ветрова…

—Э, да успокойся ты, Кармен! Не съем я твоего Эдика! Ну, может, откушу маленький кусочек. — Лида уже присаживалась к столику.

—С огнем играешь, Завьялова! — нахмурилась ревнивица.

— Здравствуйте, панянки, — прозвучал приятный баритон.

Над столом навис блондин в синей спортивной куртке. Высокий рост, широкие плечи, светлые серо-желтые глаза напоминают взгляд молодого волка.

—О! Как ты нас нашел? — просияла Лида. — Олаф! Познакомься, это Вера, моя лучшая подруга. А это… — Она на секунду задумалась, как представить жену Ветрова. — Это просто Кармен. Знаешь, из оперы Визе.

—Для кого просто Кармен, а для кого Кармен Рустамовна Ветрова, — надменно подняла бровь женщина и протянула блондину руку, которую тот и пожал.

— Можно к вам? — тактично спросил он, с любопытством присматриваясь к женщинам, словно решая, какая из них могла бы стать его подругой.

—Ты еще спрашиваешь?! — Завьялова засуетилась, пододвигая для него свободный стул рядом с собой. — Вчера приехал? До открытия фестиваля?

— От тебя невозможно ничего утаить, Лидия, — широко улыбнулся швед.

—Ну? Зачем же ты так торопился? — требовательно спросила актриса.

— Каюсь, грешен. — Олаф театрально приложил руку к сердцу и склонил голову с обширной копной прямых соломенных волос. — Но зато я искал и раздобыл потрясающую вещь. Вот!

Он выставил на стол длинную коробку. Открыл крышку. На белом атласе лежал кинжал, украшенный серебром и золотом, драгоценными камнями и перламутром. Даже в приглушенном свете кофейни кинжал сверкал холодным азартным светом.

—Что скажете? — обратился гордый владелец антиквариата к слабому полу.

—Красивенький ножик, — обронила Кармен.

— Это не ножик! Это казацкий кинжал! — возмутился Олаф Боссарт. — Называется домаха. Чудо как хорош!

— Чудо чудное! Диво дивное! — захлопала в ладоши Лида. — Он восхитителен! Такой старинный, антикварный! — На них стали оборачиваться с соседних столов. Официантки и бармен тоже с интересом наблюдали за киношниками.

—А вам, Вера, нравится? — спросил Олаф у молчавшей женщины.

— Я не люблю оружие, — сказала она.

— Ты с ума сошла! Даже такое красивое? — Лиде хотелось сгладить неловкое замечание подруги.

Она посмотрела недовольно на Веру. Дескать, ты, подруга, не всегда и не всем режь правду-матку. Могла бы сказать красавцу Олафу что-то приятное и не выпендриваться.

— Как можно не любить оружие? — удивился Олаф. — Оно же такое…

Внезапно Верину сторону приняла Кармен.

— Ваши мужские игрушки красивы, но опасны. А если этим казацким кинжалом кого-нибудь убьют?

Швед расплылся в улыбке.

— Зачем убивать? Это атавизм. Нет, от оружия только польза. Меньше страха, когда есть оружие. Тут вот ходят слухи про львовского вампира, так у меня есть чем защититься и вас защитить. — Он хохотнул, чтобы все поняли, что это шутка. Но шутка не удалась, при слове «вампир» в кофейне стало тихо. Тогда блондинистый швед пожал могучими плечами и добавил: — Ну хорошо, у меня в коллекции есть также пистолет. Можно зарядить его серебряными пулями. А чего они еще боятся? Света?

От стойки ответили, что да, солнечного света, но где его возьмешь зимой. Кто-то перекрестился: «На все воля Божья». Кто-то заявил, что не верит в вампира и что никакие на свете вампиры и прочая нечисть не помешают кое-кому завоевать Гран-При. При этом несколько человек искоса посмотрели на Ветрова. Тот не слышал и все рисовал в своем блокноте.

Лученко в это время постановила, что Боссарт — исторический роман. Неторопливость, плавность, большие объемы, любовь к прошлому, дотошность в деталях… Тут его позвали фестивальщики, ввалившиеся в теплую кофейню с мороза. И он отошел к ним вместе со своей коробкой, чтобы в мужской компании просмаковать свое приобретение.

Одного из вошедших, лысоватого господина в дорогом черном кашемировом пальто, сразу обступили. «Дай Боже здоровья», — послышались традиционные приветствия. Ему задавали вопросы, ему улыбались, его приглашали присесть за стол. Подошел Батюк, обнял лысоватого, заговорил, начал опутывать своей декламацией. Однако, увидев Завьялову, вновь прибывший направился к ней.

—А вот и герой наших мультиков! — завопила Лида, обнимая и целуя его.