Заколдованная Элла - Гейл Карсон Ливайн

Успехи по всем предметам изумляли моих учительниц. В первый месяц у меня все шло наперекосяк. Зато к середине второго я почти не делала ошибок. И мало-помалу все вошло у меня в привычку — легкая походка, мелкие стежочки, тихий голос, прямая, как палка, спина, глубокие реверансы безо всякого скрипа в коленках, не зевать, наклонять тарелку от себя и, конечно, не хлюпать.

Но вечером, в постели, перед сном я представляла себе, как бы мне жилось без Люсиндиного проклятия. За ужином я разрисовывала бы себе лицо подливкой и бросалась бы фрикадельками в учительницу этикета. Я поставила бы на голову поднос с лучшим директрисиным фарфором и ходила бы вразвалку, пока не свалится и не разобьется последнее блюдечко. А потом собрала бы все осколки и ошметки фрикаделек и размазала бы по своим идеальным вышивкам.

Соученицы по пансиону, кроме Арейды, меня не особенно радовали. Только Хеттины подружки делали вид, будто я их интересую, но держались они со мной с тем же сладким высокомерием, с каким обращалась ко мне Хетти на публике. Ну это была и компания — Хетти и две ее так называемые ближайшие подруги Цветина и Джемма. Цветина была племянница и единственная наследница одного графа-холостяка. Говорила она в основном о том, как ей страшно, что граф возьмет и женится и родит ребенка, который станет наследником вместо нее. Джемма, дочка герцога, почти всегда молчала. А когда говорила, это было сплошное нытье и ябедничанье. В спальне холодно, еда дурно приготовлена, горничная дерзит, а кто-то из соучениц румянится.

Учительницы тоже меня невзлюбили. Поначалу, когда я из кожи вон лезла, чтобы исполнять их приказы, и добивалась успехов, они произвели меня в любимчики — и мне было тошно. Но когда подобающее пансиону поведение вошло у меня в привычку, они сообразили, что приручить меня не удастся. Я старалась разговаривать с ними как можно меньше и смотрела им в глаза, только если без этого было уж совсем не обойтись. И вспомнила свою старую игру.

— Элла, пойте потише. Вас в Айорте слышно.

Я переходила на шепот.

— Не так тихо. Нам ведь хочется послушать ваш серебряный голосок.

Тогда я снова пела во все горло — но не так громко, как раньше. Учительнице музыки приходилось по четверть часа настраивать меня на нужный тон.

— Милые дамы, выше ноги. Это оживленный гавот.

Нога у меня взлетала выше пояса.

И так далее. Игра была утомительная, но если бы я в нее не играла, то чувствовала бы себя полнейшей марионеткой.

Хетти никому не проболталась о моем послушании. Когда она хотела мне что-то приказать, то сначала велела встретиться с ней в саду, где никто не увидит и не услышит. В первый раз она приказала мне нарвать ей букет цветов.

Не знала, с кем связывается, — с крестницей феи-кухарки! Я набрала самых душистых цветов, потом побежала на огородик — подыскать что-нибудь полезненькое. Хорошо бы, конечно, краснолист. Если он там есть, у Хетти все лицо будет в зудящих прыщах. Целую неделю.

Но травки на огородике были самые заурядные, и я уже хотела уходить, когда приметила болотнянку. Задержав дыхание, чтобы случайно ее не понюхать, я сорвала побег и сунула в букет к розам.

Хетти пришла от букета в восторг и ткнулась в него носом.

— Великолепные. Но зачем…

Она уловила запах болотнянки, улыбка у нее сразу погасла, лицо окаменело.

— Когда ты перестанешь мне приказывать?

— Как только ты перестанешь слушаться, — ровным голосом ответила Хетти.

Тьфу. Зря задала вопрос, а сколько болотнянка будет действовать, неизвестно. Зато пока она действует, можно спрашивать все, что угодно, и Хетти ответит правду.

— А что еще тебе помешает? — нашлась я.

— Ничего. — Она немного подумала. — Если я умру.

Никакой лазейки.

— Что еще ты собираешься мне приказать?

— Я заранее не думаю.

— За что ты меня ненавидишь?

— Ты мной не восхищаешься.

— Можно подумать, ты мной восхищаешься!

— Конечно.

— Почему?!

— Ты красивая. И храбрая.

Она мне завидует?! Я была потрясена.

— Чего ты боишься? — спросила я.

— Огров. Разбойников. Заболеть. Забираться в горы. Мышей. Кошек. Собак. Птиц. Лошадей. Пауков. Червяков. Туннелей. Отра…

Дослушивать я не стала. Она, оказывается, всего на свете боится.

— Какое твое заветное желание?

— Стать королевой.

Королевой трусливых зайчишек. Только я все равно буду ее слушаться.

Лицо у нее стало другим, на нем снова появилось привычное выражение злорадства. Я задала напоследок еще один вопрос:

— Какие у тебя секреты?

Вместо ответа она больно дернула меня за волосы. В тусклых глазах появился прежний блеск.

— Что я тут делаю? — Она посмотрела на букет, но больше нюхать не стала. — Ах да. Моя добрая, милая фрейлина принесла мне чудесный букет. — Хетти нахмурилась. — Только одна травка невкусно пахнет. Убери.

Я вынула из букета болотнянку и втоптала ее в землю. Зря я не сообразила спросить Хетти, чем ее можно одолеть.

* * *

Когда Хетти отдавала мне приказ, это почти всегда были требования сделать за нее что-нибудь трудное или неприятное. Наверное, на более интересные команды у нее не хватало фантазии. Я чистила ее платья и обувь, разминала ей шею. Несколько раз приходилось забираться в кладовую и воровать булочки. Один раз — подстричь ей ногти на ногах.

— Да ты ноги скисшим рассолом моешь, не иначе, — проговорила я, еле дыша: меня мутило.

Мстила я ей при каждом удобном случае. В кровати у нее перебывали все мыши и пауки из погреба мадам Эдит. Я нарочно не спала допоздна, дожидаясь милого сердцу визга.

Так мы и жили. Хетти приказывала, я мстила. Но мы все равно не были квиты. Хетти всегда оставалась на шаг впереди. Она была главная. У нее был кнут.

Единственным моим утешением стала Арейда. За едой мы сидели рядом. И за шитьем тоже. Нас поставили в пару на уроках танцев. Я рассказала ей про Фрелл, про Мэнди и Чара. Она мне — про своих родителей: они держали гостиницу. Семья у Арейды была не очень богатая — еще одна причина для остальных девиц презирать ее. Арейда набиралась в пансионе знаний, чтобы потом помогать отцу и матери.

Я в жизни не видела такого доброго человека, как Арейда. Когда долговязая Джулия объелась виноградом из сада мадам Эдит и ей всю ночь было плохо, Арейда ухаживала за ней, а лучшие подружки Джулии спали без задних ног. Я помогала Арейде, но ради нее самой, а не ради Джулии. Я от природы злопамятная.

Однажды вечером в саду я неожиданно для себя рассказала Арейде о маме.