Расследование смерти мадам Бовари - Филипп Думенк

Ф.: Я об этом ничего не слышала. Во всяком случае, не видела, как месье Бовари это делал. Возможно, он искал его, когда я уже вернулась в свою комнату.

Д.: Вы прикасались к ее секретеру, чтобы навести там порядок или взять оттуда что-нибудь?

Ф.: Нет, месье, ни до ее смерти, ни после. Мадам не хотела, чтобы там что-либо трогали.

Д.: Фелисите, вы отправитесь сейчас с нами в дом ваших хозяев. Мы постараемся найти письмо, о котором я вам сказал.

Ф.: Хорошо, месье. Дайте мне только снять фартук.

Письмо не было найдено.

Что же тогда произошло? Может, кто-то в Ионвиле пожаловался на решительную манеру, с которой велось расследование? Или это было делом рук людей из префектуры, которые завидовали Делевуа и надеялись занять его место? Возможно, Делевуа, сам того не подозревая, допустил какую-нибудь профессиональную ошибку или обидел кого-нибудь. Ничего не было ясно, однако случилось так, что в следующую среду комиссара отозвали в Руан.

Неожиданно в Ионвиль явился элегантный атташе префектуры Руана, звали которого Лонгвиль. Делевуа и Реми едва были знакомы с ним, но ходили слухи, что он имеет большие связи, а также испытывает непреодолимое отвращение к любому второстепенному делу. Поэтому комиссар и молодой полицейский с немалым удивлением наблюдали, как он, с тростью в руке, одетый в элегантную, подбитую мехом шубу, выбирался утром из полицейского экипажа, в связи с обстоятельствами специально посланного в Ионвиль.

От его лошадей еще валил пар, экипаж остановился на другой стороне улицы, на некотором расстоянии от «Золотого льва». Господин Лонгвиль вылез из экипажа и в нерешительности встал рядом с ним, опасаясь, по-видимому, ступать по льду в своих изящных туфлях. Делевуа перешел дорогу, чтобы поздороваться с ним. Через окно гостиницы Реми видел, что патрон не менее десяти минут разговаривал с молодым благовоспитанным человеком, взмахивая руками, словно в негодовании. Он решил спуститься и поговорить с Делевуа.

Префектура, объяснил мертвенно-бледный комиссар, поменяла тактику. После того как она сама, да еще с таким энтузиазмом, запустила процедуру, дело собираются притормозить из-за некоторых непредвиденных реакций общественности. Распространяющиеся слухи о самоубийстве уже шокировали некоторые впечатлительные души. Что же будет, если начнут говорить об убийстве? Господин префект пожелал обсудить с Делевуа данную проблему, и именно поэтому Лонгвиль повезет комиссара в Руан. Реми останется на месте, ожидая возвращения патрона, или тоже будет отозван.

Лонгвиль по-прежнему стоял около своего экипажа, поглядывая по сторонам. Делевуа продолжал объяснять. Он говорил бесстрастно, словно новость его не удивляла и не имела к нему никакого отношения. На самом же деле старый сыщик был потрясен, и тот, кто хорошо знал его, заметил бы это.

Реми пришел в негодование.

— Но все-таки почему? — возмущался он.

— Эх, Реми, это приказ! Между истиной и общественным порядком Администрация всегда выбирает второе, и каждый раз бедолага следователь за это расплачивается! Скажи-ка мне, парень (тот хлыщ все равно не может нас услышать), ты по-прежнему собираешься делать карьеру в полиции?

— Да, конечно.

У комиссара было озадаченное лицо. Лонгвиль продолжал наблюдать за разговором издалека.

— Слушай, Реми, если можешь, меняй ремесло. И чем скорее, тем лучше!

— Но в чем дело?

— Ни в чем.

Делевуа казалось, что он испытывал к своему начальству должное уважение. Пока старый комиссар спускался со своим саквояжем из комнаты, в его голове проносились разные мысли: «Это уж слишком! Разве я допустил какую-нибудь оплошность? Может, что-то важное от меня ускользнуло? Или я кому-то стал неугоден?»

Реми был как громом пораженный. Вот так: тридцать лет безупречной службы, кабалы, невысокой зарплаты, бессонных ночей и проглоченных обид дают вам право лишь молчать и терпеть! В шестьдесят лет, как и в двадцать, надо бояться за свое продвижение, уступать, подчиняться бездарям, которые над вами поставлены благодаря состоянию или связям!

Но ничто не заставило бы Делевуа поступить по-другому. Старый вояка, каким он был, всегда идет вперед и подчиняется своим начальникам — такова его позиция. Его наставниками были младшие офицеры Великой армии, ими командовал сам император. Комиссар не питал ни малейших иллюзий относительно баловней нового поколения, которые в мирное время заполонили Администрацию. Они по большей части обладали дипломами или пользовались незаслуженной протекцией и были заняты прежде всего собственной карьерой. Это были виртуозы в искусстве эксплуатировать своих подчиненных, чтобы потом хвастаться плодами их трудов. Однако комиссару в любом случае приходилось повиноваться.

— В конце концов, — говорил он с беззаботностью старого служаки, который привык завязывать свой мешок, не зная, куда его отправят на этот раз, и научился извлекать пользу из препятствий, встречающихся на пути, — меня почти устраивает, что я туда возвращаюсь. По крайней мере, смогу удостовериться, выполнил ли господин префект обещанное, чтобы повысить мой чин перед уходом на пенсию. Даю голову на отсечение, что он ничего не сделал!

— Но ведь следствие только началось.

— Ба! Да разве оно не проведено уже наполовину? Не мы ли с тобой последние дни вкалывали как проклятые, чтобы записать показания всех, или почти всех, свидетелей. Дело, естественно, не закрыто, мы просто ждем дальнейших указаний начальства. Послушай-ка, сынок, я уезжаю, но ты-то остаешься. Продолжай работать точно так же, как мы с тобой. Утром проведи допросы, а во второй половине дня поищи еще раз то чертово письмо, в котором прекрасная Эмма сообщает, что хочет покончить жизнь самоубийством. Можно еще попробовать поискать у свидетелей тупой предмет, которым покойной нанесли удары. Десять раз проверь алиби этого кретина Омэ, мерзавца Лерё, Бине и других. Когда покончишь с этим, жди новых указаний лично от меня. Ничего не предпринимай, будь начеку, не проводи никаких экспериментов. Просто замри, понятно? Каждый день с дилижансом отправляй мне запечатанный рапорт. Перед отправкой непременно убедись в том, что он не представляет никакого интереса. Тщательно выдерживай соответствующий стиль, потому что каждый день я буду читать твой рапорт господину префекту, чтобы его развлечь, и это будет важно для твоего продвижения. Об остальном не беспокойся, старый волк не заставит себя ждать!

Однако старому волку было не по себе, и он с трудом скрывал это.

Ипполит и служанка уже отнесли саквояж комиссара в экипаж. Лонгвиль в нетерпении держался за ручку дверцы и, казалось, с подозрением следил за разговором двух мужчин, словно этакий ангел-каратель, выполняющий возложенную на него миссию. Власть не любит, когда подчиненные шушукаются.

— Помни, Реми, — крикнул Делевуа, уже подходя к Лонгвилю и нимало не заботясь о его присутствии. — Ничего!