Firefly. Машина иллюзий - Джеймс Лавгроув

«Комета». В детстве у Уоша было несколько моделей космических кораблей; он постоянно с ними играл, но больше всего любил «элизиум» – корабль класса «Парадайз», предшественник «серафима». Уош считал «элизиум» жемчужиной своей коллекции и назвал его «Комета». Маленький Уош мечтал владеть настоящим «серафимом» – или, по крайней мере, летать на нем. А теперь оказалось, что он все-таки стал владельцем круизного лайнера, и что этот корабль даже назван в честь его игрушки.

Уош нашел на панели кнопку включения автопилота.

– Автопилот включен, – донесся из спрятанного динамика чувственный голос. – Я управляю кораблем. Развлекайтесь.

– О, мы так и сделаем, – ответила Зои. – Пока можем.

– Пока можем? – повторил Уош.

– Детей я уложила, они крепко спят. За Селесту можно не беспокоиться, но кто-то из близнецов непременно проснется и разбудит другого. Думаю, полчаса у нас есть, так давай потратим это время с умом.

– Дети… – протянул Уош. – Близнецы…

Ему показалось, что вся его жизнь вдруг наполнилась чудесами.

Зои задрала юбку, села на него и страстно поцеловала.

Уош с такой же страстью поцеловал ее в ответ. Он по-прежнему был сбит с толку, но теперь, когда его жена была так близко, когда он чувствовал жар ее тела, все остальное казалось не таким уж важным.

Из небольшого устройства, прикрепленного к запястью Зои, донесся еле слышный крик. Она отстранилась от Уоша и нахмурилась.

– Проклятье.

К первому крику добавился второй. Устройство на ее запястье оказалось радионяней, и оно передавало плач двух младенцев.

– Всего полчаса наедине! Неужели я о многом прошу?! – раздраженно воскликнула Зои, вставая с Уоша. – Продолжим позже. Я успокою их и сразу вернусь, – добавила она и сурово указала на него пальцем. – Никуда не уходи.

– Никуда не уйду, – энергично закивал Уош.

– Держитесь, зайки. Мама скоро придет, – сказала Зои в микрофон радионяни, стремительно удаляясь.

Уош посмотрел ей вслед. Недоумение в нем смешивалось с возбуждением. Что происходит, уо де махэ та фэн куан де вайшэн?

Уош знал только одно: ему это нравится.

Очень нравится.

Тем временем Кейли в машинном отделении производила инвентаризацию движущихся частей «Серенити».

Никто не назвал бы корабль красивым, но с тех пор как Мэл назначил Кейли инженером, она успела полюбить это отважное судно. Она всегда могла сказать, в каком настроении «Серенити», почти телепатически ощущала, когда корабль болеет, когда нужно заменить одну из деталей, а когда – полностью разобрать двигатель. Если же он работал нормально и из него можно было выжать еще чуть-чуть мощности, Кейли тоже это чувствовала.

Для этого требовалось не просто смотреть и слушать, а настроиться на корабль в целом: любое, даже самое слабое ускорение или подтормаживание, вибрации, которые поют в его корпусе, – все то, что обычные люди даже не замечали, говорило Кейли о многом. Кейли считала, что у нее и «Серенити» сложилось что-то вроде симбиоза, словно у акулы и рыбы-прилипалы или у крокодила и одной из тех птиц, которые чистят ему зубы. Кейли ухаживала за кораблем, а взамен он давал ей безопасность и кров.

Прямо сейчас двигатель немного капризничал. Кейли подумала, что все дело в силовом дифференциаторе: его срок жизни подходил к концу. Кроме того, у центрифуги компрессора пошаливала муфта – и не удивительно, ведь не далее чем на прошлой неделе в ней появилась трещина, которую пришлось запаивать. У Кейли была запасная, но она решила, что старая протянет еще сто тысяч миль или около того. Мэл, как обычно, экономил и поэтому стремился извлечь максимум пользы из каждой детали. «Кейли, я в платине не купаюсь, – говорил он ей неоднократно. – Твоя задача – сделать так, чтобы все на корабле служило как можно дольше».

Когда Кейли уже завершала свой осмотр, она заметила крошечное изменение тяги двигателя. Никто другой его бы не заметил, но Кейли оно поведало о многом. Уош только что включил автопилот. На первом этапе полета, когда они только вырывались из гравитационного колодца планеты, он обычно вел «Серенити» довольно жестко и от восторга слишком сильно жал на педаль газа. А вот под управлением автопилота системы заработали более сдержанно, уменьшая скорость до оптимальной.

Кейли пошла за тряпкой, которой обычно вытирала руки.

По какой-то причине тряпки на крюке не оказалось.

– Ты ее ищешь, тыковка? – спросил Кейли отец, протягивая ей кусок ткани.

– Спасибо, папа. – Кейли взяла тряпку и принялась стирать с себя смазку.

– Если немного запачкалась, не страшно. Посмотри на меня. – Ее отец выставил вперед ладони и растопырил пальцы. Руки были грязные, особенно под ногтями и на сгибах пальцев, с многочисленными мозолями и шрамами, со следами ожогов от коротких замыканий, с рубцами, которые оставили соскользнувшие гаечные ключи и ударивший мимо цели молоток. У одного из больших пальцев не хватало кончика: во время ремонта катера на воздушной подушке «Отри-Маккри 8» повело силовую стойку, и крышка смотрового порта в моторном отсеке прищемила отцу руку. Кейли, которой тогда было три года, услышала, как он кричит от боли, хотя отец находился в мастерской, а Кейли в доме. Кроме того, это был первый и последний раз, когда отец Кейли выругался при ней.

– Вот это, – сказал Алоизий Фрай, – руки механика, символ нашей профессии. Ими нужно гордиться. Покажи мне свои руки, Кейли.

Кейли выполнила его просьбу.

– Ага, – сказал он и, схватив ее за руки, несколько раз перевернул – ладони вверх, ладони вниз. – Да, почти. Еще несколько лет, и они станут такими же красивыми, как и мои.

– Алоизий, – с укоризной сказала мать Кейли. – Почему тебе нравится, что наша дочь себя калечит? Посмотри на нее – на ее волосы, на ее улыбку. Она – красавица, а ты хочешь, чтобы ее руки стали грубыми, как у рабочего?

– Мама… – запротестовала Кейли.

– Нет, – отрезала Джемайма Фрай, и ее глаза сурово блеснули. – Девочка, ты должна думать о своих перспективах, о замужестве. Пусть твой папаша радуется тому, какой он чумазый и изувеченный. Он и его дружки, с которыми он сидит в баре «Ля Ру», любят хвастаться своей стойкостью и закаленностью, сравнивать свои порезы и синяки. «Вот это меня бык лягнул». «Вот это я плуг точил». «Да ладно, ерунда. Вот, взгляни: я вчера присвистнул вслед старухе Билли-Джека Трэвиса, и он меня вырубил». Ты – не такая, как они. Ты должна быть элегантной и женственной.

– Мама, я знаю, как быть элегантной и женственной. Видела бы ты меня на той шикарной пирушке на Персефоне. Я надела чудесное розовое платье и была там королевой бала. Мужики вокруг меня так и вились и постоянно приглашали танцевать.

Ее отец ласково посмотрел на нее, словно говоря: «Молодчина!».