Парижские тайны царской охранки - Валериан Агафонов

Наружное наблюдение — самое слабое место агентуры. Из десяти показанных в расчете наружных агентов действительно пригодных только шесть, и то из них один Продеус в командировке в Берлине, но жалование ему плачу я. Остальные четверо в полном смысле слова — инвалиды, не пригодные к живому делу. Пока еще я по отношению к ним ничего не предпринимал, но предполагаю, дав известный срок, отпустить их на пенсию и взять на их место новых. Но не дожидаясь их увольнения, я уже принял трех опытных филеров и командировал их в Швейцарию… Из Швейцарии можно считать до известной степени обставленной только одну Женеву. Между тем Швейцария в настоящее время — бойкий и серьезный революционный пункт. Во главе командированных людей я поставил одного из старейших, наиболее опытного и развитого наружного агента и поручил ему, войдя в соглашение с местными полицейскими чиновниками, организовать наблюдение в следующих пунктах: Женева, Цюрих, Берн, Лозанна. Когда дело несколько наладится, я поеду на места и, убедившись в правильности постановки дела, думаю его сделать главным приказчиком по Швейцарии, вроде того как г-н Гартинг в Берлине. В настоящее время этот агент получает в месяц 350 франков (менее 250 франков не получает ни один), 150 франков на мелкие расходы и по 10 франков суточных, как находящийся в командировке. Сообразно с новым положением придется увеличить жалование до 700 франков. Когда мне удастся наладить Швейцарию, я постараюсь связать швейцарское наблюдение с берлинским, а последнее — с заграницей.

На Швейцарию отпускается всего 2000 франков в месяц, и эту цифру придется значительно пополнить из других статей бюджета.

Равным образом я принимаю на свой счет те поручения, которые я по своим личным надобностям возлагаю на г-на Гартинга, как, например, организация наблюдения в Штутгарте[6].

Остальные расходы остаются те же, что и при Рачковском. Из них лишним бременем на мне лежит плата в 500 франков чиновнику Главного управления общественной безопасности (Surete generate). Это в сущности политическая полиция, приготовленная местным французским нуждам, и мне этот чиновник ничего существенного не делает, покончить же с ним я не решаюсь, так как он может мне вредить; гораздо для меня важнее префектура полиции, но здесь я нашел натянутые отношения. Самый нужный для меня человек г-н Пюибаро (Puybaraud) — личный враг П. И. Рачковского. Мне приходится буквально все приобретать тайком и за сдельную плату. Я уже сделал шаги к примирению с этим господином, который занимает должность начальника Bureau des recherches, но боюсь, что это обойдется недешево. В Париже мне приходится держать три квартиры: одну собственную, где живу, и две конспиративных. Далее следуют телеграфные и почтовые расходы, содержание канцелярии и тому подобное. Кроме того, здесь даром буквально ничего не достается и за все приходится тем или иным способом платить… потому я убедительнейше ходатайствую, хотя бы на первый год сохранить мне отпускаемую сумму в размере 19 450 франков в месяц. В эту сумму хотя и входят деньги, отпускаемые будто бы на Галицию, но они, как изволите видеть из сметы, идут на покрытие других потребностей агентуры».

На это письмо Лопухин по распоряжению министра внутренних дел сообщил 31 декабря 1902 года, что на 1903 год смета на содержание агентуры в Париже, Лондоне и Швейцарии сокращается до 150 000 франков, и что в эту смету не включены расходы по содержанию агентуры в Галиции, которую предположено выделить в самостоятельную организацию. В январе 1904 года смета парижской агентуры была сокращена еще на 15 600 франков (в год), получаемых двумя секретными сотрудниками, которые оставили службу в парижской агентуре и перешли в берлинскую агентуру. Таким образом, по сметам 1904 и 1905 годов на агентуру в Париже отпускалось всего 134 000 франков в год.

Такими сокращениями Ратаев был конечно очень недоволен и все время стремился вернуться к прежней смете заграничной агентуры, не упуская при этом указывать начальству на все недостатки управления Рачковского.

28 января 1903 года Ратаев снова посылает Лопухину доклад с интересной характеристикой тогдашней агентуры в Швейцарии:

«По приезде в Париж, — докладывает Ратаев, — я попал в очень тяжелое положение. По моей долголетней службе я сразу понял, что способы ведения дела моим предместником значительно устарели и совершенно не приспособлены к современным требованиям Департамента. Как я уже писал, наиболее слабым пунктом оказалась Швейцария, а между тем я застал момент, когда центр и даже можно сказать пульс революционной деятельности перенесен именно туда. На меня сразу посыпались из Департамента запросы по части выяснения разных лиц в Швейцарии, а у меня кроме чиновника женевской полиции под руками не было никого. А сие весьма недостаточно по той причине, что пользоваться этим чиновником можно только с соблюдением особых предосторожностей. Если надо в полицию вызвать какое-либо лицо, проживающее без заявления своей личности, то надо написать на это лицо анонимный донос, и тогда чиновник получает уже распоряжение своего начальства. Иначе делать нельзя, так как он боится потерять место.

Конечно я все усилия направил на поправление дела в Швейцарии, и за короткое время удалось уже кое-что сделать в этом направлении. Конечно все это далеко еще не удовлетворительно, но впоследствии я рассчитываю, быть может, чего-нибудь добиться. Наблюдение здесь вообще довольно затруднительно, и притом еще эта трудность осложняется его дороговизной. Для наглядности я прилагаю при сем отчет о расходовании сумм за истекший январь… остаток и даже с недохваткой пошел на содержание внутренней агентуры. Последняя также весьма и весьма нуждается в реорганизации и освежении. Она сильно распущена и избалована. После того, например, как я путем значительных затрат и исключительно благодаря сметливости и распорядительности старшего швейцарского агента установил Кракова наружным способом, секретный сотрудник, которого я об этом оповестил, ныне уведомляет, что он об этом «уже знает», так как Краков прибыл еще в конце января из России, где виделся с Негрескул, а потом прожил несколько дней в Берлине. Теперь он живет с сестрами Малкиными.

Чтобы дело пошло более или менее удовлетворительно, необходимо дать, во-первых, время, а во-вторых, — денег. Я убедительно прошу на первый год оставить неприкосновенной ту сумму, которая отпускалась П. И. Рачковскому. Будьте уверены, что я ее расходую с надлежащей экономией и осторожностью, а если что переплачиваю пока, то только потому, что еще новичок в деле. Самым обременительным я считаю деньги, даваемые чиновникам лондонской полиции и Главного управления общественной безопасности в Париже. Но их я получил от моего предшественника, и если их сократить, то в Лондоне уже ничего нельзя будет сделать, а в Париже мне будут умышленно портить…».

Несмотря на оковы своих врагов, главным образом Рачковского и Гартинга, Ратаев крепко сидел на своем месте пока был жив Плеве — враг Рачковского, а директором Департамента состоял Лопухин.

Рачковский в это время вел сложную подпольную игру против Плеве, которая в настоящее время еще не выяснена с достаточной полнотой; но в этой большой игре старый интриган, не останавливающийся ни перед чем и ничего никому не прощавший, не упускал случая подвести мину и под своего счастливого соперника, и заместителя Ратаева. В этом Рачковскому оказывал незаменимую помощь его достойный вскормленник Ландезен-Гартинг, заведовавший в то время, как мы уже видели, берлинской агентурой. Гартинг формально был подчинен Ратаеву, но на деле был совершенно самостоятелен и в своих докладах директору Департамента полиции делал прямые доносы на своего непосредственного начальника за его бездействие или упущения.