Парижские тайны царской охранки - Валериан Агафонов

«В 1901 году ввиду скопления в Берлине значительного количества русских революционеров признано было необходимым выделить из парижской агентуры для названного города отдельный орган политического розыска, сохранение коего за принятием Германским правительством особо репрессивных мер против иностранных подданных, занимающихся революционной деятельностью, в настоящее время представляется излишним…

За последние годы главным руководящим центром русской политической эмиграции является Швейцария и в особенности Женева, где и необходимо сосредоточить все наблюдательные силы заграничной агентуры, что возможно будет достигнуто при объединении парижской и берлинской агентур, и передать в распоряжение чиновника особых поручений Ратаева всех наблюдательных агентов и секретных сотрудников берлинской агентуры».

Из сметы, приложенной к этому докладу, видно, что в распоряжении Гартинга в это время кроме сотрудника 3., получавшего 3880 марок в год, было три русских секретных сотрудника (на всех — 9300 марок в год) и три немецких секретных сотрудника (на всех — 7200 марок в год).

Видимо в течение 1904 года состав секретной агентуры Гартинга в Берлине претерпел значительные изменения.

Доклад директора Департамента Лопухина получил утверждение министра внутренних дел на следующий же день, и берлинская агентура перестала существовать как самостоятельное учреждение; на ликвидацию ее дел Гартингу было отпущено 31 января 1905 года 6500 рублей.

Но с исчезновением из полицейского и вообще земного горизонта Плеве, убитого в июле 1904 года, соотношение сил, боровшихся за власть партий, изменилось, и верх взяла клика, в которой не последнюю роль играл Рачковский; и уже в первой половине 1905 года мы видим его на крайне важном посту вице-директора Департамента полиции по политической части с правами директора Департамента. Рачковский не замедлил воссоздать только что упраздненную Лопухиным берлинскую агентуру, а своего питомца Гартинга снова сделал заведующим этой агентурой; для этого Рачковскому достаточно было представить 11 июня 1905 года министру внутренних дел доклад, в котором он между прочим пишет следующее:

«Принимая во внимание, что со времени объединения названных агентур (парижской и берлинской) Берлин по своей близости к русской границе не утратил для революционеров своего значения, и там продолжает сосредотачиваться значительное количество активных деятелей различных партий включительно до террористов, которые при отсутствии ныне правильно организованного агентурного наблюдения могут совершенно свободно осуществлять свои преступные замыслы, Департамент полиции полагал бы существенно важным незамедлительно восстановить берлинскую агентуру на прежних основаниях…».

Легко было убедить петербургских самодержцев, что вчерашняя истина стала грубым заблуждением.

Ратаеву было предложено немедленно вернуть в распоряжение Гартинга соответствующие суммы, отпущенные на агентурное наблюдение в Германии. Из переписки, возникшей по этому поводу, мы видим между прочим, что во времена ратаевского управления содержание парижской, лондонской и швейцарской агентур обходилось в 134400 франков в год, из которых на Лондон шло 50000 франков и на Швейцарию — 18000 франков.

За этим щелчком по самолюбию Ратаева вскоре последовал и настоящий удар:

1 августа 1905 года Ратаев был устранен от заведования заграничной агентурой и вместо него был назван его враг — Аркадий Гартинг.

Конечно Ратаев немедленно поехал в Петербург, чтобы пустить в ход соответственные пружины, но все было тщетно; пришлось примириться и отойти от власти. В утешенье впрочем он получил в виде пособия 15 000 франков и поселился в Париже, где и жил с тех пор под фамилией Рихтера. Приводим следующую интересную выписку из докладной записки Ратаева министру внутренних дел от 9/22 марта 1906 года:

«Я решил представить на Ваше благоусмотрение краткий обзор моей деятельности с сентября 1902 года по июль 1905 года.

Должность мою я вынужден был покинуть совершенно неожиданно без всяких предупреждений и как раз в тот самый момент, когда агентура среди с.-р. достигла небывалой высоты, и ожидались весьма крупные результаты. В минувшем июле (1905 год), когда я приехал в Петербург, я застал странное положение. На все мои вопросы как высшее, так и ближайшее начальство категорически заявляли мне, что с деятельностью моею они совершенно не знакомы, докладов моих не читали и не знают, но тем не менее под страхом лишения пенсии требовали, чтобы я немедленно уезжал в Париж для сдачи должности. Так что я собственно говоря до сих пор совершенно не осведомлен о причинах прекращения моей служебной деятельности…

Такова нравственная сторона дела. Тотчас после оставления мною должности отпуск на заграничную агентуру был увеличен на 100000 франков, и таким образом в настоящее время, когда в сущности за границей дела втрое меньше чем прежде, заместитель мой получает все то, что отпускалось на Германию и с доставлением еще 100000 франков…».

Сетования Ратаева на несправедливость высшего начальства вполне правильные: ведь в его царствование и под его руководством достигла наибольшего блеска провокаторская деятельность Евно Азефа; и это сокровище пришлось оторвать от своего сердца и отдать врагу. «8 августа 1905 года Ратаев в С. — Петербурге передал Рачковскому временно находящегося в России секретного сотрудника». Несомненно здесь речь идет об Азефе, хотя для нас так же несомненно, что Рачковский не мог не знать Азефа гораздо раньше и конечно знал, и виделся, и «работал» с ним рука об руку.

Подобно тому как Ратаев при замещении в Париже Рачковского доклады свои начальству посвящал прежде всего критике и умалению заслуг своего предшественника, так же и Гартинг в первом же своем докладе сделал то же по отношению к Ратае-ву. Приводим некоторые наиболее интересные места из длинного рапорта Гартинга Рачковскому от 14/1 сентября 1905 года:

«Согласно ордеру господина товарища министра внутренних дел, заведующего полицией от 19 минувшего июля о назначении меня заведующим заграничной агентурой Департамента полиции я отправился в Берлин для принятия архива, который г-н Ланге-Говоров, доверенное лицо д. с. с. Ратаева, должен был к тому времени передать на хранение нашему генеральному консульству в Берлине.

Накануне моего приезда, состоявшегося 19 августа (старого стиля), в генеральное консульство действительно был сдан гном Ланге-Говоровым сундук с бумагами, по вскрытии коего в оном оказался архив, переданный мною в конце минувшего февраля командированному для принятия от меня берлинской агентуры отставному надворному советнику Медникову. Новых же документов, которые поступили бы за последние четыре месяца из Департамента полиции, не оказалось, вследствие чего можно предполагать, что начиная с марта месяца, розыскная деятельность берлинской агентуры была прекращена. Единственными новыми бумагами, оказавшимися среди архива, были несколько телеграмм, адресованных г-ну Ланге-Говорову, прежде служившим в моей агентуре наружным агентом Вольца, в которых последний настоятельно требовал высылки денег и извещал о задержке женевской полицией его, Вольца, равно как и другого агента парижской агентуры — некоего Маша.