Белый ворон - Ольга Игоревна Елисеева

— Вот и жаль, что государь доверяет людям, чья преданность держится на одних амбициях, — с неожиданной жёсткостью парировал Вигель. — Странно, что вы, генерал-адъютант, находясь в Париже, ничего подозрительного не заметили. В то время как язвы тамошних пороков буквально кричат о себе на каждом шагу.

— Что вы имеете в виду? — не понял Александр Христофорыч. Его поразило, как изменился тон собеседника. От подобострастия чуть ли не к обличению.

— Изволите любопытствовать? — Вигель сардонически усмехнулся. — У меня с собой немало свидетельств распутного поведения корпуса и его начальников. Подписанных уважаемыми и достойными людьми...

— Офицерами? — уточнил собеседник.

Советник не растерялся.

— Есть и офицеры. Не это важно. Важно, как вы, генерал-адъютант государя, могли сего не разглядеть? Подобная слепота подозрительна.

«Да он меня шантажирует!» — в душе рассмеялся Бенкендорф.

— Что же вы посоветуете мне? — с напускной растерянностью осведомился он.

Филипп Филиппович возликовал.

— Вот если бы вы присоединили своё мнение к голосам честных сынов Отечества...

«Ну да, понятно. Твои свидетельства недобирают веса из-за низких чинов обвинителей, — констатировал Бенкендорф — Понадобился аж генерал-адъютант».

— Хотелось бы ознакомиться с донесениями, — вслух сказал он. — Чтобы вникнуть, так сказать, в предмет.

— Извольте. — Вигель встал. — Всё вам показать не могу. Но одно-два, думаю, распечатать для вашего любопытства. Делу это не повредит.

— Не повредит, не повредит, — бубнил себе под нос Бенкендорф, поднимаясь вслед за советником в его комнату на втором этаже.

Вигель вёл себя с должной опаской и местонахождение основного пакета гостю не показал. Искомая пара донесений, как видно, не самых важных, лежала в сумке. «А может, всего пара и есть?» — на минуту усомнился он и взял первый лист в руки. Жалоба таможенников из Авена. Да, оплошал граф. Хотя, с другой стороны, чего с этой братией церемониться? Начнём ножкой шаркать, они нас всех перережут. На то и щука в речке, чтобы карась не дремал.

Второй донос также подступил от французов. Муниципалитет. Самоуправство с судом над каким-то мародёром.

— И это всё? — хмыкнул Бенкендорф. — С подобными бумагами вас не пустят на порог Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. А если и пустят, то хода не дадут. Здесь нет ничего вопиющего.

— Вы так считаете? — прищурился Вигель. — Ну, хорошо.

Он подошёл к походному сундучку, несколько замялся. Видно, в его планы не входило знакомить случайного попутчика с главным. Мало ли что? Но советник пожадничал. Чувствовал: доносы несолидны. Тут бы хоть один генеральский! И вдруг такая удача. Царский адъютант из Парижа с казённым поручением! Подобные люди больше всего боятся за свою карьеру. Пригрози им бросить тень на безупречную преданность высочайшим лицам, и они твои...

— Хорошо, — повторил Филипп Филиппович, сжимая губы в пунцовую точку. — Но я беру с вас слово сохранить увиденное в полном секрете.

В душе Христофорыч потешался над ним: «Вольно тебе брать то, чего не давали!»

Чиновник извлёк из сундучка на свет Божий действительно толстую папку и, развязав её, протянул Бенкендорфу несколько верхних страниц, исписанных твёрдым, чётким почерком. Генерал пробежал их глазами. Оценил. Веско. С пониманием дела. И правда, граф дерзок на язык. Не в меру глумлив в отношении петербургского начальства. Ладно, а дальше? Экзерциции не по уставу. Наказания, которых нет... Неведомый доноситель владел вопросом. Сколько. Когда. Где. И что при этом говорилось. Сведущий малый!

— Позвольте полюбопытствовать имя сего верного сына Отечества? — съязвил Бенкендорф. — Сдаётся мне, он знает многовато для стороннего наблюдателя.

Вигель полез в самый конец папки. Вытянул из-под спуда последний лист и молча подал собеседнику. У того глаза на лоб полезли. Личный адъютант. Скверно. Очень скверно. Гораздо хуже всего остального.

— Надеюсь, теперь вы убедились? — с нескрываемым торжеством вопросил чиновник.

Бенкендорф кивнул, всё ещё удивлённый поведением Раевского. Сын такого отца! И сам, кажется, парень не трус. Не дурак. Не негодяй, как до сего момента считалось. Чем же Воронцов его обидел?

— Что же вы намерены делать? — прервал размышления собеседника Вигель.

Александр Христофорыч с минуту колебался.

— Я схожу за бумагой и перьями, — заявил он. — У меня распакованные. На столе.

И прежде чем советник успел остановить его замечанием, что в сущности можно написать донесение и у себя, Бенкендорф исчез из комнаты. Вернулся буквально через минуту, неся прижатый к груди походный ящик для письменных принадлежностей. Плюхнул его прямо перед Вигелем и тут же выдернул изнутри руку. Но не с пером, а с пистолетом.

— Закройте дверь.

— Вы в своём уме? — возопил Филипп Филиппович, но, услышав щелчок взводимого курка, перешёл на сип.

— Закройте дверь.

Бенкендорф говорил холодно. Голосом, не допускающим возражений. И чиновник помимо воли подчинился.

— Хорошо. Теперь ступайте к камину.

— Зачем?

Гость молчал, указывая глазами на очаг.

— Разводите огонь.

— Что вы собираетесь делать?

— Разводите.

Бенкендорф нетерпеливо повёл головой, отчего на его шее обозначился красный рубец, натёртый крахмальным воротом. Этот рубец почему-то напугал Вигеля, и тот повиновался.

— Теперь кладите туда документы, которые везёте.

— Ваше высокопревосходительство! — взвыл Филипп Филиппович. — Не погубите! Сколько труда... Можно сказать, по крохам...

— Кладите.

Вигель попытался отбежать к окну и криком позвать на помощь. Но Бенкендорф угрожающе перевёл пистолет с его головы на стекло и обратно, показывая, что пуле всё равно, куда лететь.

— Вы не станете стрелять!

— Проверим?

Бабахнул залп. Пуля прошила деревянные стенки сундучка и застряла в мягкой внутренней обшивке. Демонстрации оказалось достаточно. Советник вывалил содержимое папки в огонь и, обессиленный произошедшим, опустился перед камином на пол.

— То-то, — констатировал генерал, убирая пистолет. — Счастливой дороги.

Упаковывая в своей комнате вещи, он с остервенением жевал ус. Обычно, когда на кого-то собирали сведения, это делал не один человек, даже не пара таких вот хорьков по особым поручениям. Сумку Вигеля он облегчил. Но кто поручится за других?

На этот раз дорога в Париж была невесёлой. Привычные тополя по обеим сторонам тракта к середине лета потеряли половину листвы. Их голые метлы царапали пыльную эмаль неба. Командующий поднялся на подножку кареты, как всходят на эшафот. Последний раз бросил взгляд через плечо на офицеров штаба, выстроившихся на крыльце проводить его. Обычно частым отлучкам графа не придавали особого значения. Но сегодня команда вытянулась в струну, точно перед капитанским мостиком тонущего корабля. Государь прибыл из Аахена прямо в Париж и требовал Воронцова к себе. Сколько верёвочке ни виться...