Семнадцать каменных ангелов - Стюарт Арчер Коэн

Запах серы защекотал ноздри, и Фортунато поставил поминальную свечку у любимой фотографии жены. Марсела в черном и белом, в возрасте двадцати лет, за несколько дней до их бракосочетания, в зале металлургического синдиката. Она только что окончила учительский колледж, высокая, крупнокостная, с тонкой талией и гладкими бедрами, которые не меньше, чем женской грацией, интриговали его своей силой и эротичностью. Он любил правильные черты ее смуглого лица с длинным инкским носом, обрамленного завитками черных волос. Mi Negra[37]называл он ее, или India.[38]Ее отец использовал свои связи секретаря союза, чтобы снять этот зал со скидкой, и приветствовал его вхождение в семью длиннейшим тостом, расцвеченным высокопарными словами и трогательными слезами. Будучи слушателем полицейского училища, Фортунато предвкушал уверенную карьеру и приличную пенсию в конце пути. В те дни, пока не заварилась эта вакханалия с подрывными элементами и все не прогнило, люди еще любили полицию.

Он обвел взглядом комнату: все, что в ней находилось, рассказывало о его жизни, как содержимое expediente рассказывало о преступлении. Тут портрет, там портрет, сувенирный набор для mate[39]купленный в отпуске в Кордове. Эти предметы были как доказательства, только, подобно всем expedientes, в каждом из них была доля обмана. Кто бы мог подумать, что этот домик в четыре маленькие комнатки в предместье Вилья-Лусурьяга – дом комиссара одного из самых доходных участков полицейской галактики Буэнос-Айреса.

Он зашел на маленькую кухоньку и поставил на плиту чайник с водой. Может быть, мате поднимет настроение. Наполнив тыквенную калебасу травой и серебристой соломкой и добавив комнатной воды, стал наблюдать, как разбухают бледно-зеленые листья. Она никогда не пила горького мате и всегда просила сахару. И отрежь мне тоненький ломтик лимона, Мигелито. Теперь он каждый день пил горькое мате.

После смерти Марселы он совершенно упал духом, но падать начал гораздо раньше, когда стало ясно, что перед ее болезнью доктора бессильны. Был получен неблагоприятный диагноз, и, когда они пошли к специалистам, надеясь на какую-нибудь новую информацию, диагноз все равно был угрожающим и продолжал оставаться угрожающим снова и снова, пока не сделался фатальным. Марсела скорее всего примирилась с ним раньше его, посчитав, что ей хватает ее пятидесяти пяти лет, и приготовилась к мучениям, которые ей предстояло пережить в ближайшем будущем. Для него сдаться было намного труднее. Он не оставлял попыток уговорить ее.

– Послушай, старушка! – говорил он. – Мне сказали, что в Соединенных Штатах провели исследование, которое закончилось успешно…

– А где ты собираешься взять деньги, чтобы мотаться по Соединенным Штатам? С твоими-то полутора тысячами песо в месяц!

– Я займу, – убеждал он, но знал, что это его маленькое лукавство никогда не проходило, и Марсела всегда ловила его на этом. Многие годы он копил деньги, получаемые за «подработку» в конторе, и в течение этих многих лет она отказывалась признавать его приработки. Дома он был честным полицейским.

Поначалу это не составляло труда. Остановить машину на дороге, какое-нибудь нарушение, явное или придуманное.

– Просто сообщи им, что гласит закон, – поучал его за кружкой пива в «Ла Глории» помощник инспектора Леон Бианко. – Их дело – хотят они выполнять закон или не хотят.

А соблюдение закона всегда сулило массу неприятностей и неудобств – многочасовое торчание в полицейском участке, где предстояло заполнять бумаги и ждать проверки по antecedentes – учетам нарушений. А после проверки antecedentes обязательно обнаруживались какие-нибудь прегрешения. Не было людей абсолютно непорочных.

Дело в том, что семейный бюджет вела Марсела, и он не знал, как ей сказать:

– Послушай, красавица моя, в этом месяце у нас получается немного больше денег.

– Больше? Откуда?

Он отводил в сторону глаза и вымучивал робкое объяснение:

– Значит, теперь получается так, что со всеми этими подрывными элементами наша работа стала опасней, чем раньше, поэтому иногда отдельные люди платят нам за дополнительные усилия по их охране.

В общем-то это не было ложью на все сто процентов, они действительно собирали деньги и за «крышевание» того или иного бизнеса или завода.

– Ну? – С подозрением: – Скажи-ка мне, кто эти люди? Кто платит тебе сверх зарплаты?

– Марсела, – уклончиво говорил он, – в конторе, знаешь, многое не так, как в других учреждениях. От нас хотят, чтобы мы противостояли и правонарушителям, и подрывным элементам, а платят нам мизерные зарплаты. Так что… в некотором смысле нам приходится самофинансироваться…

Всякий раз, когда она слышала такие объяснения, у нее суровело лицо и она отстранялась от него.

– Только давай без этого, Мигель! Даже не начинай! Я выходила замуж не за коррумпированного полицейского.

Он пробовал соблазнить ее домашними приборами. Сначала кофеваркой, потом, осмелев, стиральной машиной. Через неделю он приехал домой и увидел пустое место там, где стояла стиральная машина.

– Я отдала ее соседу, – с совершенно беспечным видом сказала она.

После этого он стал прятать деньги в депозитном ящике Национального банка и ждал своего времени. Он собирал деньги с продавцов лотерейных билетов и сутенеров и вел пунктуальный график с именами и пометками-галочками. За три года он поднялся до brigadas – групп полицейских в гражданском, которые осуществляли разведывательные операции и совершали рейды. Он сделался экспертом по работе с buchones – провокаторами и осведомителями, которых можно было держать на крючке, угрожая вспомнить какие-нибудь забытые преступления, дамокловым мечом висевшие над их головами. Он разматывал сети воров-автоугонщиков и совершал налеты на подпольные казино, бордели, склады марихуаны. Когда он разыскал убийцу трех детей, газеты сделали его героем дня, а мэр Буэнос-Айреса объявил ему благодарность. То были прекрасные операции, они не оставляли сомнений в том, кто был злодеем. Он замечал на лицах молодых офицеров подлинное восхищение и без труда мог представить себе, что они могли говорить о нем, патрулируя улицы: «Это тот Фортунато, который нашел украденную девушку в Сан-Мартине. Это он захватил маньяка, изнасиловавшего шесть женщин». Марсела трогательно беспокоилась за его безопасность. Насколько она себе представляла, он был самым неподкупным полицейским во всем Буэнос-Айресе.

Деньги продолжали накапливаться. Он считал, что, когда у них будут дети, она найдет способ употребить эти сбережения на их благо. Но им не везло с детьми, к каким бы тестам они ни прибегали, какие бы молитвы ни возносили Деве Луханской. Их самые сокровенные надежды растворились в луже крови, когда у Марселы случился выкидыш – маленькая шестимесячная девочка. Это было в тот долгий, дурной 1976 год, когда объявили чрезвычайное положение и армия железной рукой довела Аргентину до бесчувствия. Тогда ему предложили заняться совершенно другой работой.