Зло вчерашнего дня - Нина Стожкова

— Ну ладно, поплакали, постонали, а теперь попробуем встать, — потребовала Лина, — пора отсюда выбираться.

Люся оперлась на руку подруги и, стараясь не наступать на больную ногу, заковыляла наверх. А Лина с грустью почувствовала, что от светлого утреннего настроения не осталось и следа.

Михаил Соломонович сосредоточенно обследовал на веранде Люсину ногу, и с каждой секундой лицо его становилось спокойнее и увереннее.

— Знаешь, Викеша, как клиницист скажу тебе: ничего страшного, — наконец заявил он. — Холод, покой — и скоро наша Люси поскачет по своим грядкам, как бегунья по дорожке с барьерами. Да, сильный ушиб, да — растяжение связок, но, поверь мне, перелома нет. А путешествие в город только растревожит ногу.

— Может, рентген сделать? — на всякий случай спросила Ангелина.

— А толку-то? — встряла Марианна, возникшая на веранде. — Наш мэр окончательно разрушил городскую систему здравоохранения! Раньше она худо-бедно работала. Правда, слишком худо и очень бедно. Зато теперь даже в дорогой клинике, где наблюдается Люся, больных лечат одни блатные недоучки.

— Какой еще рентген? — проворчал, не слушая болтовню Марианны, Михаил Соломонович. — Я к старости научился все видеть насквозь — не хуже рентгена или какого-нибудь психа экстрасенса. Вот, к примеру, тебя, Викеша, насквозь вижу. Похоже, у тебя от стресса созрел очередной грузинский тост. Пойдемте, друзья, скорее в дом, выпьем хорошего вина. Я как раз захватил бутылочку, — не отступал Михаил Соломонович. — У врачей, как вы догадываетесь, этого добра всегда в избытке, при желании спиться недолго.

И Михаил Соломонович, обхватив Люсю за талию и велев ей посильнее опираться на руку, осторожно повел даму к столу.

Первая, кого увидела в столовой честная компания, была Олеся. Женщина сидела на диване и громко, со вкусом рыдала, закрывая лицо маленькой красной подушечкой. Внушительные формы южной красавицы колыхались при каждом громком всхлипе.

— Олеся, что случилось? — разволновалась Люся. — Кто тебя обидел? Успокойся, пожалуйста, расскажи все по порядку.

Я не разливала масло, Людмила Викентьевна, — прорыдала Олеся в подушку так, что у нее получилось «не д-а-здива-а-ла». Когда она наконец отняла подушку, ее хорошенькое прежде личико оказалось таким же красным, опухшим и изрядно помятым, как сама подушка. — Честное слово, Людмила Викентьевна, не разливала. А вы вот взяли и упали. Сижу, ничего не могу делать, все думаю про этот случай… И как такое могло случиться?

— Забудем об этом, — великодушно предложила хозяйка, — какое теперь все это имеет значение? Лучше накрой стол к ужину и выпей валерьянки. Хочешь, допрыгаю до холодильника и накапаю тебе в чашку капель сорок? Всегда держу ради такого случая коктейль из валерьянки, пустырника и валокордина. В бутылке 0,7 литра… Входит в боекомплект домохозяйки. Без такого коктейля в большой семье не выжить, — объявила Люся, окинув домочадцев прежним «маршальским» взглядом. — Между прочим, всем могу накапать. Называется коктейль «Нас не догонишь!».

— Олеся, — неожиданно спросила Лина, — а что у вас лежит в кармане плаща?

— Какого плаща? — насторожилась женщина.

— Ну, вашего серого плаща — он висит внизу на вешалке. Я его прошлой ночью на плечи накинула, так из кармана пузырек с лекарством выкатился…

— Да вы… Вы шо, решили, будто я вначале потравила Дениса Петровича, а теперь за Людмилу Викентьевну принялась? — Олеся уставилась на Лину огромными глазищами, полными слез. Эти глаза вдруг потемнели и налились тяжелым гневом.

— Принесите пузырек, — тихо, но твердо попросила Лина.

— Да подави… — Олеся запнулась, потом метнулась в сени и вернулась назад с плащом. Она торжественно извлекла из кармана тот самый злосчастный пузырек и с презрением сунула Лине. На пузырьке было написано «БАД „Похудей-ка“».

— Олеся, вы… вы тоже пытаетесь похудеть? — удивилась Лина.

— А что я — хуже вас, столичных дамочек? Если не верите — выпейте. Да хоть несколько штук, мне не жалко. А мы тогда посмотрим, уснете вы или нет, — ехидно предложила домработница. И добавила: — Боюсь, до утра из уборной не вылезете!

— Спасибо, Олеся, извините меня. — Лина окончательно смутилась.

— Я еще не сошла с ума, — снова всхлипнула Олеся.

— С ума сошел наш мэр, — встряла, как всегда некстати, Марианна. — В городе все лекарства подорожали, даже валерьянка, скоро коту на Новый год нечего будет налить. В понедельник начну собирать подписи в доме под письмом протеста.

— Против чего вы протестуете на сей раз? — живо поинтересовался Михаил Соломонович.

— Против роста цен на лекарства и жуликов в белых халатах, — пояснила вечная бунтарка. — О присутствующих, разумеется, я не говорю.

— Никогда не думал, что Дон Кихоты бывают женского рода, — галантно поклонился Марианне Михаил Соломонович, с одобрением поглядывая на воинственную даму. Он совершенно не обиделся на ее наскоки. Лес рубят — щепки летят…

Люся, превозмогая боль, расхохоталась. Похоже, жизнь в доме возвращалась на старые рельсы.

— Послушайте, а где наша великолепная Валерия? — Михаил Соломонович, похоже, отставил на время роль благородного вдовца и стал стремительно вживаться в роль завидного жениха. По этому случаю он решил провести на даче перекличку незамужних женщин… — Надеюсь, диета Валерии допускает хорошее вино?

— Валерия уехала, — объявила Марианна со злорадным торжеством. Мол, не ей одной присущ дух протеста.

— Как уехала? Когда? А как же отец? — изумилась Люся.

— Наверное, она почувствовала себя лишней, — красноречиво вздохнула Марианна, скосила глаза на Викентия Модестовича и добавила: — Бедняжка… Наш Викентий все время проводит в обществе этой девушки — ну, Серафимы. К тому же Валерия вспомнила, что у нее завтра семинар, который нельзя пропускать.

— Какой семинар? — изумилась Лина. — Насколько я помню, Валерия в последнее время активно занималась только собственными здоровьем и красотой. Вот и отдыхала бы на даче у Викентия Модестовича. Уж здесь-то все условия для фитнеса, прогулок на свежем воздухе, утренних купаний в речке и вечерних в бассейне. На даче ее красота, скажу не без зависти, просто расцвела!

— Она посещает семинар по психологии, — неохотно призналась Марианна. Чувствовалось, что эта тема ей совершенно неинтересна. Все, что не имело отношения к борьбе за справедливость, выводило даму из себя. — Этот дурацкий психологический тренинг называется «Пять языков любви».

— Что за чушь? — удивленно поднял брови Викентий Модестович, до этого почти не прислушивавшийся к дамской болтовне. — Мне Валерия ничего не говорила. Какие такие «языки любви»?

— Ну, не тебе, Викеша, об этом спрашивать, ты теперь в теме, — язвительно заметила Марианна, указав глазами на Серафиму. Девушка оживленно беседовала за окном со Стасиком и обворожительно улыбалась.