Мир - Лола Джабборова

финиша пенсии. Рука на шершавую кожу двери. Минута — выдох. Ладонь с едва сияющими чешуйками разрывает утро и проникает в монотонность будней.

Унылые и смотрящие в никуда спины. Треск клавиш, журчание кулера, волновое волнение, равнодушие будущего. Скольжение в офисный уголок, воскрешение компьютера. «Кофе бы». Ожидание тягучего из жужжащего аппарата. Пол-оборота к столу, силуэт в профиль завтракает, хрустит. Из ниоткуда в воздухе медленно кружится перо. Зум на полную. В контейнере — голубь. По острым зубкам едока стекают капельки крови, между десен — малюсенькие перышки вместо зубочисток. Прощай, вестник мира.

Звонок как сирена об эвакуации. Хочется бежать, но выходы заколочены. Дверь с табличкой, витиеватая ручка — змеиный хвост.

— Я вас ждал. Приступайте.

Хладнокровие, резкость, равнодушие, власть, снисходительность. Черный взгляд без пауз морганий, скошенная ухмылка с капелькой слюны, переливчатость чешуи всеми оттенками тьмы. Время чумы.

Робость, заикания, попытки аргументирования, оправдания, комки в горле копятся, как шарики с номерами в лотерейном тоннеле. Последние судороги надежды.

— Все, конечно, хорошо. Но не достаточно. Прощайте.

Мир рухнул. Лавина прорвалась. Спринт в туалет, вода на полную из глаз, из труб. Обрывки бумаги, отчаянные всхлипы, вглядывания в зеркало, вопросительные зрачки. Абонент не доступен. Звоните, пытайтесь, но не факт.

Ногти-когти в недоступно мягкие ладони, но податливые локоны. Нервный счес последней нежной кожи. Стресс кровавыми скатываниями под ногтевыми пластинами. Наивные надежды, что станет проще. Время останавливается у виска. Только грустное пиликанье телефона заставляет его чуть сдвинуться.

«Мир сошел с ума. Все не так, как там, снаружи. Приходи ко мне».

Нет. Сейчас только бег. Побег. Отсюда, отовсюду, ото всех, от себя.

***

Вентиль горячей воды на полную. Вода вырывается из крана с шумом и клубом пара. Зеркало моментально запотевает, что призрак, живущий за ним, пошел открывать форточку. Стягивание одежды, бросок на пол. Взгляд вниз, негодование в привкусе. Раньше бы грусть от ямочек целлюлита, а сейчас — ноги-чешуйки. Они покрываются маленькими капельками и начинают переливаться. Как в детском калейдоскопе, в который смотришь одним глазом, крутишь, а цвета меняются.

Ступни аккуратно погружаются в воду, лицо морщится от кипятка. Все-таки нырок в ванну с головой. «Пусть они растворятся, пусть они пропадут». Глаза жмурятся, максимальная пауза выжидания, надежда, что чешуя исчезнет. Распахнутые веки, слепленные ресницы, дрожащие губы. «Блин». Все на месте. Зрачки перебирают коллекцию мочалок. Муки выбора: какая же в силах помочь. Кастинг проходит самый яркий и объемный экземпляр. Петельчатая синтетика, купленная у бабушки возле метро. Кожу с любого снимет — не то что какую-то чешую.

Вверх, вниз, нажим сильнее. Мыльная симфония ревет на все три квадратных метра. Усилия, достойные чистки семейного серебра, а не бывшей нежной кожи. Бритва не поможет — такое не сбривается. Вентиль на северный полюс. Отметка о неудаче в паспорт.

***

Махровые объятия халата, обжигания чая. Воспоминание красным оповещением в мозг. «Что-то странное». Тринадцать слов перечитываются в геометрической прогрессии. Понимание стремится к нулю. Возможно, ошибка, но нужны доказательства. Как в школе, а то двойка в дневник. Пальцы цокотом бегают по экрану: «Возможно, сбой, проверьте номер». Отправить, сомневаться, кусать губы. Звук.

«Любое время. Спасомирный переулок, дом 7, третий вход».

Без подписи, без намека, что ждет и кто отправитель. Терять нечего, ждать бессмысленно. Проверяй, не доверяй. Джинсы на ноги, свитер на тело. Чешуи все больше с каждым часом. Растянутое в груди отчаяние прячется за надетой сверху курткой.

***

Серые тучи-гири, желтозубые улыбки панелек. Редкие капли сочувственно гладят по щекам. В картах нет нужного адреса, только схема, нарисованная от руки, в сообщении. Шагов на десять минут. Шипение редких прохожих. Не смотреть, следовать маршруту.

Голубовато-жемчужное здание, серебристые двери, белые окна, три подъезда не в том порядке: один, три, два. Возникшее по ошибке, не вписывающееся в гнетущую реальность. Ни домофона, ни звонка, ни кодового замка. Туда-сюда. Дверь заперта. Наивная попытка дерганья — а вдруг. Рывок холодного воздуха, глаза вверх вправо. Металлический, витиеватый, выкованный силуэт голубки. Рука к крылу. Щелчок. Дверь отворяется, маня запахом весенних цветов. Страх сложил руки на шее, чтобы не выпустить из хоровода жизни. Голова вправо-влево, мурашки зудом под чешуйками, выдох. Дверь настежь, шаг в неизвестность… и темнота мантией накидывается в унисон щелчку замка.

Мягкое прикосновение, ладонь в ладонь, тихими шажочками в никуда. Зачем смотреть, если ничего не видно. Глаза сливаются с тьмой, и все уплывает, как тело, когда прыгаешь в бесконечную пропасть. Время тянется, как липкое тесто. Закладывает уши.

— Можешь открыть глаза. Все хорошо.

Сквозь щелочки век — теплый свет. Шире. Зеленая трава, тонкие деревья, цветы. Антипод реальности, которая засасывала каждый день до этого момента. Рядом женщина. Как из сказки про фей, пахнущая молоком и печеньем, с доброй улыбкой и искорками в глазах.

— Где я?

— У нашего мира нет названия. Впрочем, как и у того, откуда ты пришла. Но здесь живет добро. Уверена, ты уже заметила разницу. Сюда попадают те, у кого доброе сердце, кто не хочет власти, кто не творит зла. Я вижу, что ты настрадалась, но оставалась верна себе. Хочешь, называй нас борцами за жизнь. Мы вместе, чтобы помогать друг другу и тут и там. Хочешь, называй нас исследователями. Мы пытаемся понять, почему мир разделился, и ищем ответы.

Медленные шаги, шуршание под ногами тысяч травинок. Сомнения, роем кружащие в голове. Нижняя губа в зубы, нервное подергивание рукава. А что, если…

— Понимаю, сложно поверить. Система той реальности делает людей чудовищами-ящерицами, но если не сдаешься, то стремишься к свету.

Узкий ручеек, ослепляющий блестками от закатного солнца, прозрачный настолько, что виден каждый камушек. Запах чистоты, проникающий во все поры. Если они еще существуют под чешуей. Где-то запели птицы.

— Опусти руку в воду.

Недоверчивый взгляд, хмурые брови, осталось только зашипеть. Превращение подгружается, линия процесса горит, еще немного — и мрачный писк завершения уже не отменить.

Сжатый кулак, ноги в сгиб, краткий бросок взгляда. Розыгрыш? Затянувшийся кошмар? Если так, что терять? Прохлада воды, странное опустошение сменяется долгожданным спокойствием. Ладонь в капельках, ни одной чешуйки, только гладкая кожа и розовые ногти. Оглядеть со всех сторон. Невероятно, но факт.

— Видишь, если иногда верить, то все меняется.

***

Листья летят с отрывного календаря, проклиная все прошедшие дни. Впору зачеркивать нарисованные палочки на стене. Сколько прошло времени? Месяц, год, секунда? Все смешалось в вихре событий, а затем легло слоями, как во фруктовом желе: раз — чешуя, два — голубое небо, три — чужая семья, четыре — в поисках чего-либо.

Призраком сливаться