Мир - Лола Джабборова
Шрифт:
Интервал:
Когда я пишу про все это, я думаю про пять стадий принятия, представляю график и рисую на нем семь черточек — семь месяцев жизни в Стамбуле.
Первый — отрицание, гнев и торг. Я быстро проскочила все стадии. Второй, третий и четвертый — не депрессия, а радость вопреки, да простит меня Кюблер-Росс9. И принятие. Мы обжились, получили ВНЖ, появились Дима, Лиза, Нилюфер. У нас был Стамбул, самый красивый город на земле. У нас появилась любимая кофейня, мы выучили все пять дорожек от нашего дома. Мой мир больше не был в огне.
Кажется, я справилась с переездом! Я писала в своем дневнике:
Утрированно, но мне достаточно самого факта жизни. А еще, когда ты не один, возможно все вообще. Сегодня мы снова были с тем новым другом, и у него такая жажда жизни! Он остался практически без всего в новой стране — нет права работать свою работу тут, закончились шестилетние отношения. Но он готов браться за любой труд, хочет вливаться в разные компании. Он не винит обстоятельства, а просто делает. Жизнь — приключение! И мы тоже со всем справимся. Уже справляемся.
Начался пятый месяц. И я прекрасно помню как.
«В Турции на юго-востоке произошло мощное землетрясение магнитудой 7,4».
Утром после первых новостей нам казалось, что ничего масштабного не произошло: землетрясения уже случались, даже при нас.
«По данным, около 300 человек погибло. Разрушены здания, в том числе крепость из списка ЮНЕСКО».
К концу дня я отправила мужа купить все для тревожного рюкзака. Теперь я знаю, что там должно быть: наличные деньги и документы, аптечка, запас воды из расчета три — четыре литра на человека, консервы и высококалорийная еда. Средства гигиены, запасная одежда и обувь, одеяла. Компас, фонарик, радио.
Ближайшую неделю количество жертв увеличивалось, а воздух в Стамбуле тяжелел и солонел. Мы всю ту неделю сидели дома. На какой-то день вылезли, чтобы дойти до любимой кофейни. На стойке стояла банка со сбором пожертвований. Мы положили сумму и сочувственно посмотрели на бариста. Они в ответ слегка кивнули, и в этом кивке было столько горького, что на улицу я вышла снова с мокрыми глазами. То, как эти люди объединялись, отправляли пожертвования и сострадали, поразило меня, за это время я прониклась турецким народом еще сильнее.
Но сама в это время потеряла сон. Когда двадцать девять лет до этого живешь в одной стране, без рисков природных катаклизмов, в другой стране землетрясения выбивают почву из-под ног. Я скачала пять приложений с уведомлениями о толчках, подписалась на всех сейсмологов в интернете. Каждый день проверяла тревожный рюкзачок.
В то же самое время — так совпало — я увидела, что в Париже сдается квартира на месяц по очень выгодной для центра цене. И решила, что такую возможность упускать нельзя. Мне нужно было перевести дух.
Я бы рассказала про полуночный блеск Эйфелевой башни, про то, как мы ели легендарные пирожные под цветущими деревьями в Пале-Рояль. Про то, как загадывали желания на Монмартре. Но это текст про другой город, и второму — пусть и тоже любимому — тут не место. Париж прекрасен, но мысленно я все равно была в своей Турции.
Я каждый день торговалась с собой и думала, что желание жить в Стамбуле будет сильнее тревоги. К концу поездки я решила, что мы остаемся в Стамбуле и все будет хорошо под полумесяцем.
За два дня до возвращения пришло уведомление: «В 700 км от Стамбула землетрясение средней мощности». Муж все понял по моему лицу.
Мы решили уезжать и через четыре недели уехали. За три недели до отъезда приняли последних гостей. За две — распродали лишние вещи. За неделю мы побывали в Шиле, красивейшем месте в Стамбуле.
Я хорошо помню вечер накануне отъезда: ходила и прощалась с каждой вывеской, с каждой чайкой. Запоминала лица бариста в любимых местах и долго всматривалась в горизонт на набережной Мраморного моря. Я очень любила кататься на пароме. В Стамбуле это вид общественного транспорта: вы платите пять лир и едете по Босфору, пьете турецкий чай из бардака. В последние дни жизни там я на пароме надевала наушники и тихо плакала, уткнувшись в окно, чтобы муж не заметил.
Сейчас мы живем в Тбилиси. Здесь нет чаек, с любимой кофейней тоже не складывается. А ездим мы на такси.
Да, одна история жизни снова закончилась. И надо писать новую. Но теперь всегда, когда мне грустно, я закрываю глаза и еду на этом пароме. Смотрю на голубые волны и стараюсь ощутить сладкий и душный воздух, который есть только в Турции.
Ксения Петербургская. Ольга Максимова
В Петербурге солнечно и жарко. Звучит как оксюморон, но лето 2018-го было именно таким: жарким и солнечным. «Все флаги в гости будут к нам» — Пушкин как будто написал это про чемпионат мира по футболу. Серый Петербург раскрасился в цвета флагов со всей планеты, их яркие краски резали глаз коренным жителям, привыкшим различать лишь пятьдесят оттенков серого.
Обычно тихий Петербург вдруг заговорил на всех языках мира сразу и на одном общем языке — языке праздника: гудели вувузелы, стучали барабаны, дудели дудки, из динамиков фан-зон звучала музыка, а там, где ее не было, ее создавали певучие бразильцы и громкие египтяне.
Город наполняли новые запахи: запах разлитого по тротуарам пива тогда почему-то не вызывал отвращения, а вносил свою лепту в атмосферу всеобщего радостного безумия. Воздух Петербурга в те жаркие дни, кажется, даже перестал отдавать болотной гнильцой и приобрел благородный соленый привкус. Тысячи людей со всего мира круглосуточно бродили по городу, сидели на раскаленных гранитных набережных, лежали на пляже Петропавловки, терли всевозможные части тела всем доступным и не очень памятникам, набивались, как корюшка в нерест, в вагоны метро, кожей чувствуя попутчиков, и даже не подозревали о том, что скоро нужно будет держать дистанцию в полтора метра.
Тем летом на благо чемпионата работали все, кто
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!