Настоящая ложь - Эмили Локхарт

В ту ночь, когда Форрест вернулся с фейерверка, Имоджен уже спала. Джул еще не легла и сидела на диване в гостиной перед телевизором. Она последовала за Форрестом на кухню и застала его у холодильника. Он достал себе бутылку пива и остатки жареных свиных отбивных.

– Ты умеешь готовить? – спросила она.

– Я могу сварить лапшу. И разогреть томатный соус.

– Имоджен готовит очень хорошо.

– Да. Нам повезло, верно?

– Она много трудится на кухне. Научилась стряпать по видеоурокам и кулинарным книгам из библиотеки.

– В самом деле? – снисходительно произнес Форрест. – Слушай, там не осталось хоть немного крамбла[37]? Крамбл – это то, что мне сейчас жизненно необходимо.

– Я его съела, – призналась Джул.

– Счастливая, – сказал он. – Ладно, обойдемся. Все, пошел работать над книгой. Ночью голова варит лучше всего.

Как-то вечером, спустя неделю после того, как Форрест поселился у Джул в Лондоне, он купил билеты на «Зимнюю сказку» в постановке «Королевской шекспировской компании»[38]. Хоть какое-то развлечение. Им обоим было просто необходимо выбраться из квартиры.

Сделав пересадку с Джубили[39] на Центральную линию, они вышли на станции Сент-Пол и направились к театру. Зарядил дождь. До начала спектакля оставался еще целый час, поэтому Форрест и Джул зашли в паб и заказали рыбу с чипсами. В помещении с зеркальными стенами царил полумрак. Они устроились за стойкой бара.

Форрест много говорил о книгах. Джул спросила его о книге Камю, которую он читал, – «Посторонний». Она заставила его объяснить сюжет, в котором главный герой, переживший смерть матери, убивает другого парня, а потом попадает за это в тюрьму.

– Это детектив?

– Вовсе нет, – ответил Форрест. – Детективы лишь описывают то, что уже случилось. В конце все тайное становится явным. Порядок восстановлен. Но порядка на самом деле не существует, верно? Это искусственная конструкция. Сам по себе детективный жанр укрепляет гегемонию западных представлений о причинности. В L’Etranger [40] ты знаешь обо всем, что происходит, с самого начала. Там нечего выискивать, потому что человеческое существование, в конечном счете, бессмысленно.

– О, меня бросает в жар, когда ты произносишь французские словечки, – сказала Джул, потянувшись к его тарелке за чипсами. – Больше так не делай.

Когда принесли счет, Форрест достал кредитную карту.

– Я угощаю, спасибо Гейбу Мартину.

– Твоему отцу?

– Да. Он оплачивает все счета по этой малышке, – Форрест постучал пальцем по кредитке, – пока мне не исполнится двадцать пять. Так что я могу спокойно работать над романом.

– Повезло. – Джул взяла в руки карточку. Она запомнила номер и, незаметно перевернув, подсмотрела код на обороте. – И ты даже не заглядываешь в счет?

Форрест рассмеялся, забрал у нее кредитку и подтолкнул через стол бармену.

– Не-а. Он сразу идет в Коннектикут. Но я стараюсь разумно пользоваться своей привилегией и не принимать ее как должное.

Пока они шли под мелким дождем к Центру Барбикан[41], Форрест держал зонт над ними обоими. Он купил программку, какие продаются в лондонских театрах – с фотографиями и историей постановки. Они заняли свои места в темном зрительном зале.

Во время антракта, пока Форрест отлучился в туалет, Джул, прислонившись к стенке в фойе, наблюдала за публикой. Джул прислушивалась к акцентам театралов: лондонскому, йоркширскому, ливерпульскому. Проскакивали бостонский, среднеамериканский, калифорнийский акценты. Южноафриканский. Опять лондонский.

Черт.

Паоло Вальярта-Беллстоун здесь.

Прямо сейчас. На противоположном конце фойе.

Он казался слишком ярким в серой толпе – красная футболка под пиджаком в стиле casual, сине-желтые кроссовки, слегка обтрепанные края джинсов. Мать Паоло была филиппинкой, а отец – белый американец, тоже помесь неизвестно чего. Во всяком случае, так он их описывал. У него были черные волосы – коротко подстриженные с тех пор, как она видела его в последний раз, – и изящные брови. Круглые щеки, карие глаза, мягкие, красные, чуть припухлые губы. Ровные зубы. Паоло был из тех парней, что путешествуют по миру с рюкзаком, заговаривают с незнакомцами на карусели и в музеях восковых фигур. Этакий собеседник без претензий. Он любил людей и всегда видел в них только лучшее. Сейчас он жевал желейные конфеты «Шведская рыба» из желтого пакетика.

Джул отвернулась. Ей не понравилось то, какой счастливой она себя почувствовала. И каким красивым он был.

Нет. Она не хотела видеть Паоло Вальярта-Беллстоуна.

Она не могла его видеть. Ни сейчас, ни когда-либо.

Джул быстро покинула фойе и вернулась в зрительный зал. Двойные двери закрылись за ней. В зале оставалось не так много народу. Только билетеры и парочка стариков, которые не захотели покидать свои места.

Она знала, что должна как можно скорее убраться отсюда, не столкнувшись с Паоло. Она схватила свою куртку. И не стала дожидаться Форреста.

Где же выход? Ведь должен же быть запасный выход.

Девушка неслась по проходу с курткой под мышкой, и надо же такому случиться – Паоло возник прямо перед ней. Она остановилась. Теперь уж от него не скрыться.

Он помахал пакетиком с конфетами.

– Имоджен! – Парень подбежал к ней и поцеловал в щеку. Джул уловила сладкий запах мармелада в его дыхании. – Я безумно рад тебя видеть.

– Здравствуй, – холодно произнесла она. – Я думала, что ты в Таиланде.

– Планы изменились, – сказал Паоло. – Вынужденная задержка. – Он отступил назад, восхищенно оглядывая ее. – Ты стала самой красивой девушкой Лондона. Вау!

– Спасибо.

– Я серьезно. Женщина, не девушка. Извини. Мужчины еще не бегают следом, распуская слюни? Как тебе удалось так похорошеть за то время, что мы не виделись? Это потрясающе. Я говорю слишком много, потому что нервничаю.

Джул стало жарко.

– Пойдем со мной, – предложил он. – Я угощу тебя чаем. Или кофе. Все, что захочешь. Я скучаю по тебе.

– Я тоже по тебе скучаю. – Она не хотела этого говорить. Слова сами сорвались с языка, но это была правда.