Я ем тишину ложками - Майкл Финкель

Что-то изменилось в нем в этой поездке – первом и последнем путешествии за рулем в его жизни. По дороге на север, когда за окном мелькали огни Джорджии, Каролины и Виргинии, когда он вдыхал свободу пустой дороги и чувствовал, что в жизни возможно все, в его голову неожиданно пришла идея, позже воплотившаяся в жизнь.

Ему всегда было хорошо одному. Общение с другими людьми часто огорчало и утомляло его. Каждая встреча была болезненным столкновением.

Он поехал назад, в Мэн. В центре штата не так-то уж много дорог, и он выбрал ту, что проходила как раз возле его дома. Это было неслучайно. «Думаю, я хотел напоследок взглянуть на них и молча попрощаться». Крис не остановился. В последний раз он видел родных сквозь окно своего Subaru BRAT.

Он продолжал ехать «вперед, и вперед, и вперед». Вскоре достиг берега Мусхед, самого большого озера в штате. Здесь начинались действительно глухие места. «Я ехал и ехал, пока почти не кончился бензин. Свернул на маленькую дорогу. Потом на дорогу поменьше. С нее съехал практически на тропинку». Крис пробирался в самую глубь леса, пока не понял, что дальше проехать уже не получится.

Он заглушил двигатель и положил ключи на приборную панель. У него была палатка и рюкзак, но не было ни карты, ни компаса. Понятия не имея, куда направляется, он вошел под своды деревьев и скрылся в чаще.

Но почему? Почему двадцатилетний парень с работой, машиной и головой на плечах вдруг решился на такой шаг? Это было похоже на самоубийство, с той лишь разницей, что он остался жив. «Но для мира меня не стало», – сказал Найт. Его семья была безутешна. Они не знали, что с ним могло случиться, и не хотели думать о его смерти. Пятнадцать лет спустя, когда умер его отец, Найт все еще числился в пропавших без вести, но живых.

Последние мгновения его прежней жизни – «я просто бросил ключи на панель» – казались особенно странными. Найта учили с уважением относиться к деньгам, а эта машина – самая дорогая вещь, которая у него когда-либо была. Ей было меньше года, а он ее просто выкинул! Почему было не забрать ключи, не подстраховаться? А вдруг ему не понравилось бы в лесу?

«От этой машины мне больше не было пользы. Бак был пуст, а до ближайшей заправки было много миль». Кстати, этот Subaru BRAT все еще там, наполовину проглочен лесом, и где-то внутри его – ключи. Эта машина уже часть природы, а не человеческой цивилизации, впрочем, как и сам Найт.

Он не смог толком объяснить, почему ушел в лес. Много раз задавая себе этот вопрос, он так и не пришел к окончательному ответу. «Это загадка», – говорил он. Не было на то никакой видимой причины – ни детской травмы, ни сексуального насилия. Дома у него не пили, жили мирно. Ему нечего было скрывать или стыдиться, он не совершал преступления. Да и не уходят из-за этого люди жить в лес.

Какие только имена ни дают отшельникам: искатели уединения, монахи, мизантропы, аскеты, анахореты, святые, учителя – все они ничего не объясняют и не выделяют главной причины, кроме желания жить в одиночестве.

Есть отшельники-протестующие, главная причина бегства которых – ненависть к тому, во что превратился мир. Они отказываются наворачивать круги вместе с остальным человечеством. Одни отрицают мир, в котором есть войны, другие – разрушение окружающей среды, преступность, потребительство, бедность или богатство. Эти люди возмущены и поражены тем, как мир может быть так слеп, как может не замечать, какие ужасные вещи мы делаем сами с собой.

«Я становлюсь одиночкой, – писал в XVIII веке Жан-Жак Руссо, – потому что полнейшее одиночество кажется мне предпочтительнее общества озлобленных людей, которое ценит лишь травлю и ненависть».

На протяжении большей части истории Китая традиционный протест против коррумпированного императора и его двора выражался в том, чтобы оставить общество и уйти жить в горы. Люди, совершавшие подобное, часто принадлежали к высшему свету и были прекрасно образованы. Эти протестующие отшельники так ценились в Китае, что, когда новый император желал отыскать честного помощника, он, часто минуя членов собственного рода, обращался к такому горному мудрецу. Большинство беглецов отклоняли предложение, не желая нарушать обретенное спокойствие. Слова одного из них – «У меня нет нужды в государстве» – поэты и ученые цитируют и по сей день, через четыре тысячи лет после того, как они были произнесены.

Первое по-настоящему великое литературное произведение об одиночестве, «Дао дэ цзин», было написано в V веке до н. э. древнекитайским философом Лао-цзы. Трактат, состоящий из 81 стиха, описывает радости ухода от общества и жизни в гармонии с временами года. В «Дао дэ цзин» сказано, что, лишь остановившись, но не продолжая поиск, и через недеяние, но не через действие, способны мы достичь мудрости.

Лао-цзы пишет:

Много обрел – больше потеряешь.

Крепче бережешь – легче растратишь.

Кто знает меру – не знает разочарований.

Кто ведает предел – не знает поражений.

Этот трактат был манифестом отшельников две с половиной тысячи лет.

В наши дни в Японии насчитывается ни много ни мало миллион протестующих отшельников. Их называют хикикомори – «закрывшиеся вовнутрь». Большинство из них мужского пола, от учеников последних классов до взрослых мужчин. Хикикомори протестуют против японской культуры – конформистской, построенной на постоянном соревновании и давлении. Они запираются в своих комнатах в родительских домах и почти не покидают их, часто – годами. Дни напролет они проводят за чтением или компьютерными играми. Родители оставляют им еду под дверью, а психологи предлагают консультации онлайн. Японские СМИ прозвали их «потерянное поколение» и «исчезнувший миллион».

Пилигримы – религиозные отшельники – составляют куда более многочисленную группу. Связь между одиночеством и духовным пробуждением очевидна. Перед тем как призвать апостолов, Иисус из Назарета на сорок дней уединился в пустыне. Сиддхартха Гаутама, медитируя, просидел сорок девять дней под деревом Бодхи, прежде чем стать Буддой. Пророк Мухаммед удалился в пещеру возле Мекки, где ангел передал ему первые божественные откровения.

Согласно индийской философии, отшельник – это идеал и венец духовного развития. Становясь садху, отринувшим личные и материальные привязанности, и занимаясь ритуальными служениями, человек входит в четвертую, заключительную стадию своего земного существования. Некоторые садху делают официальные заявления о собственной смерти, так как их жизнь с этого момента считается завершенной, и они по индийскому законодательству мертвы для общества. Сегодня в Индии насчитывается около четырех миллионов садху.

В Средние века, когда египетские пустынники и пустынницы уже стали историей, появилась новая форма христианского отшельничества, на сей раз в Европе. Последователей нового течения называли древнегреческим словом анахореты, обозначающим тех, «кто решил удалиться от мира». Они жили в уединении в темных кельях при монастырях. Часто церемония посвящения в анахореты включала Последний Ритуал, когда дверь кельи закладывалась кирпичами. Предполагалось, что анахорет остается там на всю жизнь – иногда они проводили так сорок лет и более. Подобное уединение, верили они, позволяет установить глубинную связь с Богом, прийти к спасению. Слуги приносили им еду и опорожняли ночные горшки, забирая их через маленькое отверстие в стене.