Багровый рассвет - Виталий Винтер

Сашка, не скрывая удивления, спросил:

– Так вроде ж нет никого ещё?

– Не было. Радиосканер засёк только что кодированные передачи совсем близко, и это не нашию – Он махнул рукой. – Сотнику я сообщу. Всё, хлопцы, готовьтесь, и удачи нам всем!

Сашка поспешно стал рассовывать гранаты по кармашкам разгрузки, а когда закончил, вокруг него уже никого не было. Все растворились в вязкой тишине, повисшей над побережьем, скрывшись в ломаных тенях от полной, отливающей серебром, луны. Младший урядник поспешил на свою позицию, подгоняемый осязаемой напряжённостью, разлившейся вокруг. Перестрелка и редкие взрывы на южной окраине совсем стихли. Стояла почти абсолютная тишина, давящая на психику, почище шумной суматохи боя, в которой некогда думать, и чувства отходят куда-то на второй план.

Выйдя к последним развалинам на краю поселения, Александр остановился и осторожно выглянул из-за угла когда-то, наверняка, большого и добротного дома, от которого сейчас остались только две стены с обломками крыши, рухнувшей между ними.

Впереди простиралось ярко освещаемое луной и изрезанное тенями, пространство песчаных дюн, кое-где утыканное острыми валунами, скатившимися с крутого склона неподалёку. Ни одного движения, кроме блеска звёзд над головой, заметно не было. Закрывая горизонт своей массивной тушей, появился Кара-Даг.

Сашка оглядел местность перед собой, выбирая, как приказал хорунжий, позицию немного перед последними строениями Коша. При этом он откровенно недоумевал, зачем искать удобное место для обороны в переплетении камней и песка, если добротные развалины могли дать лучшую защиту и свободу манёвра. Ещё минуту повглядывавшись в спокойный пейзаж перед собой, он решил плюнуть на приказ и остаться в скрывающей его тени. Выходить на освещённое предательским лунным сиянием песчаное поле, ведущее к лиману, он категорически не хотел. Ещё через несколько минут, в тени развалин, он нашёл себе подходящее местечко между домом с рухнувшей крышей и остатками какого-то строения, бывшего, видимо, раньше гаражом или сараем, и от которого теперь остался лишь бетонный фундамент. Сверху его, словно зонтик, скрывал огромный купол дуба, за толстый ствол которого он и прилёг. Темнота кругом стала сгущаться, превращаясь в бархатную и осязаемую всем телом пелену. Звёзды и полная, словно золотой динар Халифата, луна над головой спрятались за гроздьями грязно-серых туч, принесённых откуда-то с востока. Сашка прислонился к шершавому стволу дерева, стараясь слиться с ним, стать одним целым. Он принялся осматривать рассеянным, не сконцентрированным взглядом поросшее редкими кустами и занесённое песком поле перед собой. Рассеивать взгляд его научил покойный подхорунжий – объясняя, что так его не увидит противник, за которым он наблюдает, даже на уровне древних, как само человечество, рефлексов. В долгой, а скорее бесконечной войне, как казалось молодёжи, не видевшей иного мира и отношений между людьми, в наличии судьбы и чего-то не поддающегося описанию, вроде того же шестого чувства, никто, по большей мере, не сомневался.

Вдалеке, всё так же лениво, то затихала, то вновь разгоралась перестрелка, чередующаяся с нечастыми взрывами. Всё это Сашка улавливал и фиксировал автоматически, не то, что в первый свой бой, там, за заливом в наскоро сколоченном ополчении. Воспоминания налетели, словно выдернув его из реальности.

Первые его впечатления: усталые, мельком скользнувшие по нему глаза окружающих, грязных и разномастно экипированных ополченцев, думающих всё время о чём-то своём и машинально едящих тушёнку из помятых банок с помощью штык-ножей. Вокруг стояла тишина – ещё не стреляли. Но у него появилось, словно изнутри, ощущение, что он уже в бою, а в воздухе появился запах какой-то призрачной напряжённости, хотя понять, из-за чего такое, он так и не мог. Просто открылись какие-то новые чувства, а старые обострились до максимума. Оказывается, проезжающий танк можно воспринимать больше осязанием, чем слухом, просто всем телом ловить сотрясение земли и воздуха, создаваемое тяжёлой машиной. А впервые висящий на плече старый, потёртый автомат даёт ощущение спокойствия и чуть ли не всесильности. Которое, впрочем, быстро проходит – после первого же боя, если его переживёшь. Внезапного и такого первого, который он помнил сейчас, как будто бой тот случился пять минут назад, а десятки других, которые произошли после него, роились в голове как невнятные, размазанные картины. Он снова видел себя тогда, в первом бою, как будто со стороны.

Пулемётная очередь. Ещё одна. Ещё и ещё. Первый животный страх. Он до боли вжал голову в плечи. Желание упасть на землю, слиться с нею или заползти в какую-нибудь ямку стало почти непреодолимым животным рефлексом, твердящим только одно: спасайся! Остальные же бойцы вокруг него, не моргнув глазом и даже не повернув голову в сторону стрельбы, мирно вели беседу и набивали рожки автоматов. Он тоже попытался сделать вид, что ему всё это – по барабану, но мышцы самопроизвольно сокращались при каждой далёкой очереди. Первая ночь была во сто крат хуже, чем сейчас. Он улыбнулся себе под нос, вроде как не всё потеряно – жив ещё пока. Тогда он не мог и не хотел спать от адреналина, а сейчас – потому что нужно держать позицию, но если бы можно было покемарить – заснул бы через пару секунд. А тогда он вздрагивал от далёких разрывов, всё время ошалело вертел головой, а его соседи спали, сопя носами и похрапывая. Сквозь сон кто-то матерился и просил принести заряды для РПГ, затем кто-то другой начинал невнятно бормотать что-то во сне – и так всю ночь.

Затем был его первый… Невысокий нацгард в чёрном камуфляже и жёлтыми опознавательными повязками на руках. Он осторожно спускался по лестнице с импортной снайперкой наперевес. Они столкнулись нос к носу в зачищаемом Сашкиной интербригадой подъезде очередного маленького, умершего, но когда-то симпатичного южного индустриального городка. Одиночный выстрел из винтовки, грохнувший в его сторону. осколки битого кирпича вперемешку со старой штукатуркой, ударившие по каске и влетевшие за шиворот. Мимо! И длинная очередь в грудь, выбившая фонтан крови, расплескавшейся на обшарпанных стенах давно покинутого мёртвого дома. Накатившее смешанное чувство облегчения и тревоги, и долгий-долгий не проглатываемый комок горькой слюны в горле, и чувство выполненного долга, как это ни странно…

Время даёт многое, если успеешь взять. Автоматизм и умение стрелять сменяет необходимость думать. Стрелять и попадать, и никаких сомнений ни в чём. Просто так надо, и не я первый – не я и последний. Чувства и мысли отбросить, вырвать или закопать. Равно как и слёзы, воспоминания о тех, кого больше нет. Остаётся только мстить и жить только ради этого. Слёзы такие, что глаза сухие и только тугой ком в глотке, который не даёт ни вздохнуть, ни сказать ни слова. Так всё началось для него…

Неожиданно всё резко переменилось. Пропало то спокойствие, царившее вокруг, сменившись натянутым, словно гитарная струна, предчувствием опасности. В полумраке южной ночи терпкий запах высохших трав неожиданно вытеснила прогорклая вонь сгоревшей солярки. На невысоких дюнах замелькали многочисленные тени, которые, то появляясь, то исчезая в складках местности, стали быстро и бесшумно приближаться. Сашка, всё так же отрешённо глядя куда-то сквозь появившегося противника, бесшумно снял своё «весло» с предохранителя и распластался за толстым дубовым стволом. Расстегнув клапаны на кармашках с гранатами, он приготовился к бою. Последнему бою, если судить по количеству воинов Халифата, всё появлявшихся и появлявшихся от тёмных вод моря.