Багровый рассвет - Виталий Винтер

Шестопал и Сашка тоже затаились, поджидая медленно отступавшего к ним пригнувшегося бунчужного, а когда тот вернулся, то, не обменявшись ни словом, по очереди, короткими перебежками, отошли к дымящимся развалинам на краю посёлка и затаились, вжавшись в пыль и сажу пожарища. Бунчужный громко сопел и напряжённо всматривался в предрассветные сумерки, окутавшие побережье и заполнившие низины редкими клочьями тумана.

Первым нарушил несколько затянувшееся молчание хорунжий:

– Ну, что там? Что увидел? – тихо прошипел он от заросших густыми зарослями высохшей виноградной лозы остатков стены, за которыми он и выбрал позицию.

Тельманов предостерегающе помотал в воздухе указательным пальцем и, всё так же молчал, тяжело дыша и с напряжением всматриваясь в темноту. Ещё через пару минут, когда на горизонте стали возникать первые багряные разводы – предвестники скорого рассвета, он задумчиво сказал:

– Да странно как-то… Там дальше лежали азапы из первой волны. Вот они-то и вправду азапы – молодёжь с окраин, слабо обученная и вооружённая. Единственная их сильная сторона – количество, но их мы выбили. «Чёрным» их не жалко. У них правило такое: кто выживет после такого – посильнее сотни погибших будет. Вот и гонят ордами на убой – народа у них всегда много было, даже слишком. И сдаётся мне, что прекрасно они понимали, что первая волна обречена. А вот те, с кем мы в рукопашной схлестнулись, – те настоящие янычары, и не просто из янычарского корпуса, там тоже отребья необученного хватает. Нет, эти из штурмовиков. Тех, что первыми, втихую, высаживаются. Хорошая амуниция, вооружение, и все, наверняка, генномодифицированы, как один. Вот только скажи мне, Иван, ты ж в столицах в штабах всяких был, почему они нас не вырезали? Не стреляли, не резали, а мы их как в тире отстреливали.

– А Бергман как же? Вы ж сказали, что его зарезали, – встрял в разговор Сашка.

– Он своей единственной «эфкой» подорваться хотел, когда его окружили, – тихо сказал хорунжий. – Вот ему руку и отрубили. Да его и это не остановило – вот они его и прирезали. А мы их всех там же со стариной Бергманом и положили из двух стволов перекрёстным. Видел я всё, видел! – зло сказал он бунчужному. – Ну, и что это должно означать? Радуйтесь, что живы ещё. Повезло… Знаешь, туман войны достаточно туманен. Зачем ещё больше нагнетать?

– Да всё просто, зачем – чтобы выжить! – зло прошипел в ответ бунчужный.

– Не пойму я вас. Тут то сотник, то вот ты… – попытался возразить Шестопал, но Роберт перебил его:

– Мы всю жизнь с этими воюем, – он кивнул на темневшие трупы, разбросанные перед их позицией, – и никогда янычарские штурмовики не воевали без бронетехники или сильной поддержки с воздуха. А то, что мы сегодня видели, просто неправильно… – Тельманов упрямо помотал головой. – И, вспомни, танки они всё же как-то высадили, да только мало… Неправильно это всё.

Хорунжий присев высыпал прямо на землю у развалившейся кирпичной изгороди из раскрошенных бумажных пачек патроны и медленно защёлкивал тускло поблёскивающие в свете луны цилиндрики в опустевшие магазины, лежавшие горкой перед ним:

– Я сотнику вашему говорил, шо очень возможен большой десант. Мы с той стороны коша отбились и броню «чёрных» всю спалили. А с этой стороны слишком мелко – ни один корабль не подойдёт к берегу с техникой.

– Может, просто не успели, – невесело усмехнулся бунчужный. – Они так не воюют, это точно. Да и где это видано, чтоб нас, островников, «чёрные» в плен, не считаясь с потерями, пытались брать. Под Новой Одессой они тоже умные стратегии придумывали…

Ему никто не ответил, и вокруг повисла гнетущая тишина. Шестопал стал тихо, себе под нос, напевать старую песню:

Неожиданно откуда-то со стороны длинного песчаного пляжа, уходившего своим языком к самому морю, далеко врезавшегося лиманом в низменность в стороне от коша, раздалось пение. Островники словно по команде встали и как вкопанные замерли – их как будто поразил гром, так невероятно было происходящее. А чистый юный голос где-то вдали мелодично и с чувством пел, отражаясь эхом от близких скал, словно поющий был не один, а с целым хором.

Троица разом, как и некоторое время назад, присела, опустив оружие. Ещё минуту они слушали как заворожённые, а далёкий голос приближался и становился всё чётче, а напевы незнакомого языка всё яростнее и громче.

Неожиданно песня оборвалась, а ей на смену пришли крики и улюлюканье, исторгнутые из сотен глоток, и вой работающих на полную мощность дизелей – предрассветный сумрак разорвали и вбили в выжженный песок отполированными траками гусениц танки, появившиеся со стороны лимана. Стремительные тени, забитые доверху цепляющимся за броню десантом, прошмыгнули сквозь их уже не существующую позицию, явно метя в центр коша. А за первой волной – следовала ещё одна, которая двигалась куда медленнее и, раскинув щупальца стрелковых цепей, просеивала всё вокруг.

Ошарашенный промелькнувшей возле них, словно молния, первой волной главного десанта, высаженного словно ниоткуда, Сашка, как и остальные, наконец-то опомнился. Танки и густые цепи пехоты были уже близко – словно бескрайнее море затопляя берег Свободного Острова. Хорунжий схватил Сашку за рукав и заорал в самое ухо:

– Отходим к дороге на Запрудный Кош! Тут мы уже ничего сделать не сможем, только зазря головы сложим. Перехитрили ироды.

В этот момент Тельманов, выругавшись, сказал:

– Отходите! – И, издав звериный рык, выскочил на открытое пространство.

Встав, не прячась, в полный рост, он открыл огонь из своего ПК. Длинное и ярко-красное, словно кровь, пламя вырвалось, засверкав из дульного тормоза, заплясав дикими бликами на сведённом судорогой злости и решимости лице бунчужного. Чёрные силуэты в близкой цепи янычар начали падать, а ответный огонь фонтанчиками песка заплясал у самых ног Роберта. Шестопал громко выругался и, отпустив Санин рукав, бросился назад на помощь решившемуся, по всей видимости, принять здесь последний бой подчинённому, но тут развалина дома сбоку от них разлетелась от мощного удара и прямо на них, волоча на башне остатки стропил крыши, вылетел в облаке пыли танк.

В этот же момент бунчужный вскрикнул и упал, схватившись за пробитые в нескольких местах ноги, а Шестопал, оттолкнув Сашку с пути мчавшейся на них бронированной громады, уверенным движением, словно метая копьё, резко выбросил руку с импульсной гранатой. Рвануло, и танк испустил резкий вздох заглохшей турбины, и, ещё двигаясь по инерции, с противным скрежетом намотал на оголившиеся катки оборванную ленту гусеницы.