Гарри Оппенгеймер: бриллианты, золото и династия - Michael Cardo

Брентерст должно было стать убежищем для Гарри и Фрэнка. Раз в год братья проводили длинные школьные каникулы в Южной Африке. Это включало в себя почти три недели путешествия по морю в каждую сторону и три недели в Брентхерсте. Эти каникулы, которые Гарри проводил, обсуждая с отцом дела и политику, прогуливаясь по поместью, были "главным событием" в его жизни; это была "единственная часть", которая "казалась настоящей и к которой я действительно принадлежал". Школьная карьера была для него "чем-то, что нужно пережить, а не прожить". Возможно, это было заметно проницательному глазу, поскольку, когда мне пришло время покидать школу и я пошел попрощаться с директором, очень мудрым стариком Фрэнком Флетчером, он проводил меня несколько двусмысленными словами: "Я уверен, что у тебя все получится, и ты обнаружишь, что гораздо лучше подготовлен к жизни, чем когда-либо в школе"'⁸⁹.

Это была поистине эпиграмматическая проницательность. Хью Тревор-Ропер, выдающийся оксфордский историк, был на пять лет моложе Гарри и, как и он, учился в Чартерхаусе (в Дэвисайтах), а затем перешел в Крайст-Черч, хотя они просто не должны были совпасть. Биограф Тревора-Ропера описывает Ланселота Аллена, домоуправителя Дэвисайтов, как "нервного, суетливого человека"; Тревор-Ропер, пишет он, считал Аллена "самым реакционным человеком в школе".⁹⁰ Однако Аллен был не лишен проницательности. В 1925 году он писал декану Крайст-Черч в Оксфорде: "Х.Ф. Оппенгеймер по характеру и способностям - все, что можно пожелать: он много читает, очень умен и, я думаю, в ближайшие годы сможет сделать что-то большое. Его отец (сэр Эрнест) - друг Смэтса и член парламента ЮАР: интереснейший человек. Его имя и внешность - единственное, что может быть против него, но он прекрасно чувствует себя в этой палате (хотя и не блещет в играх) благодаря своему вдумчивому бескорыстию. Его младший брат - тоже очень хороший парень, который, как я полагаю, с нетерпением ждет приезда к вам в ближайшие годы"⁹¹ Немецко-еврейская фамилия Гарри (и, предположительно, его семитская внешность) в конечном итоге не сыграли против него. К тому времени, когда он покинул школу в конце весеннего семестра 1927 года, наследник Оппенгеймера был достаточно англизирован и англиканизирован, чтобы заслужить одобрение Чартерхауса. В феврале 1927 года газета The Carthusian сообщила, что он был награжден Холфордской выставкой в Крайст-Черч для чтения современных языков.⁹³ Впереди был самый беззаботный период жизни Гарри Оппенгеймера в самом великом из оксфордских колледжей.

 

Оксфорд: Дом

1927-1931

 

Гарри Оппенгеймер поступил в Оксфордский университет в 1927 году, когда ему не хватило трех недель до 19-летия. Его путь из Кимберли в Оксфорд был обратным пути Сесила Джона Родса - человека, чье наследие вписано в физический и культурный ландшафт университета. После Чартерхауса, который временами казался ему удушающим, "свобода Оксфорда" оказала благотворное влияние.¹ Сначала Оппенгеймер читал курс современных языков с концентрацией на французском, но через год он перешел на современные великие языки. Так первоначально называлась Школа философии, политики и экономики (PPE), которая была основана в Оксфорде совсем недавно, но вскоре стала очень популярной. В 1932 году справочник Оксфордского университета обещал будущим студентам PPE, что сочетание "интеллектуальной дисциплины философии" и "подготовки по истории и экономике" подготовит их к "бизнесу, государственной службе или общественной жизни".² Это была именно та подготовка, к которой стремился Оппенгеймер. Однако в итоге он счел PPE более полезной в качестве "общего фона для жизни"; она не дала ему "никаких конкретных знаний для бизнеса".² Оппенгеймер был от природы обучаем и склонен к интеллектуальной деятельности. Несмотря на это, он рассматривал свои четыре года в Оксфорде скорее как период для развлечения, чем как "возможность для серьезной работы".⁴ В результате он получил степень второго класса - едва ли ничтожное достижение, но, конечно, не "первый", на который, без сомнения, считал его старый хозяин дома Дэвисайтов, Ланселот Аллен, способным. В Оксфорде Оппенгеймера считали умным, но бездельником; безделье, по его собственному мнению, не было основой его натуры. Скорее, это был "эффект особых обстоятельств"; впервые в жизни Оппенгеймер почувствовал, что готов дышать.⁵ Его судьба была обеспечена - после Оксфорда он вернется в Южную Африку и присоединится к отцу в бизнесе, а возможно, и в политике. Освободившись от строгостей Чартерхауса и Портман-сквер, 21, Оппенгеймер мог позволить себе в кои-то веки отдать предпочтение чувствам, а не интеллекту.

Крайст-Черч - один из самых больших и внушительных оксфордских колледжей. Его размеры и величественность навевают мысли о непринужденном превосходстве, которое так любят демонстрировать многие из его студентов. Основанный в 1525 году кардиналом Вулси, колледж первоначально назывался Кардинал-колледжем.⁶ Он стоял на месте, занимаемом монастырем, посвященным памяти святого Фридесвида. После того как в 1529 году Вулси лишили должности и имущества, Генрих VIII присвоил себе Кардинал-колледж (вместе с дворцом Хэмптон-Корт). В 1546 году король "заново основал" колледж: он определил бывшую церковь приорства как собор Крайст-Черч Генрикской епархии Оксфорда. Она должна была служить часовней нового колледжа Крайст-Черч. Таким образом, собор является частью колледжа, а декан собора - его главой. По этой причине церковь Христа часто называют "Домом", ссылаясь на ее латинское название Aedes Christi - "Дом Христа". Это прозвище само по себе показательно. Писатель Ян Моррис, который учился в Крайст-Черч в 1949 году, однажды непочтительно заметил: "Дом" говорит о том, что если бы сам Всевышний был оксфордцем, "он бы наверняка учился в Крайст-Черч".⁷

Крайст-Черч издавна был излюбленным колледжем молодых аристократов. Джон Бетджеман, который учился в Магдалене в 1920-х годах, вспоминал, что у студентов Крайст-Черч всегда создавалось впечатление, что они заезжают в Оксфорд по пути к своим наследственным местам в Палате лордов. В этом месте царила атмосфера роскоши, которую лучше всего передал Ивлин Во в романе "Брайдсхед пересматривает". Не без оснований Во выбрал Крайст-Черч в 1920-х годах в качестве фона для своего молодого аристократического персонажа, лорда Себастьяна Флайта, пьющего шампанское. В начале XX века колледж привлекал иностранных принцев из Сиама, Сербии и Индии, дворян из Пруссии и России, а также сыновей богатых бизнесменов из Америки, Греции и британских колоний. Крайст-Черч также казался тренировочной площадкой для будущих членов парламента: на выборах 1923 года в британский парламент прошли около 28 членов Хаусмена, включая будущего премьер-министра Энтони Идена.⁸ Их политика склонялась к консервативной, хотя после всеобщей забастовки 1926 года университетский клуб лейбористов регулярно устраивал так называемый "Розовый обед", и многие из присутствующих были людьми из Крайст-Черч, такими как Патрик Гордон Уокер (будущий государственный секретарь по связям с Содружеством) и экономист Рой Харрод. Харрод, близкий друг (а позже