Гарри Оппенгеймер: бриллианты, золото и династия - Michael Cardo

остаться в Англии, и, перейдя из Кембриджа, поступил на работу в лондонский офис корпорации.

Хотя Гарри провел много времени, наблюдая за работой Лесли Поллака в Anglo American, Эрнест фактически отвоевал сына и перевел его в кабинет председателя совета директоров. Бизнес был лишь одним из аспектов общего посвящения; политика составляла неотъемлемую и пересекающуюся часть в гобелене обучения Гарри. Ему было поручено заниматься делами: делать записи, составлять протоколы и переписку, а также готовить речи для отца. Гарри сопровождал Эрнеста на многих официальных мероприятиях. Когда парламент заседал - обычно в первые шесть месяцев года, - Гарри поселялся в Кейптауне, либо в отеле "Маунт Нельсон", либо в пляжном коттедже своих родителей, "Голубые горы", в Муйзенберге. Его часто можно было встретить на галерее над Палатой собрания, наблюдающим за тем, как Герцог и Смэтс, сидящие за столом друг от друга на своих зеленых кожаных скамьях внизу, обсуждают проблемы дня. В Йоханнесбурге многие ключевые политические деятели обедали в Brenthurst, где Эрнест и Мэй устраивали званые обеды несколько раз в неделю. Эрнест Оппенгеймер, разумеется, был членом парламента от Южноафриканской партии Смэтса и использовал это положение для продвижения своих интересов в горнодобывающей промышленности. У магната был острый нюх как на торговлю, так и на политику, и когда он заметил Тилмана Рооса, дующего по ветру, он набросился на него. Роос, обаятельная, но загадочная фигура, был хитрым оппортунистом. Он был лидером Национальной партии Трансвааля, архитектором правительства Пакта и министром юстиции в кабинете Херцога, прежде чем премьер-министр, желая освободиться от человека, которому он не вполне доверял, перевел его в Апелляционное отделение Верховного суда в качестве судьи. Но расчетливый Роос не закончил с политикой. Он продолжал работать, и когда в 1931 году разразился кризис золотого стандарта, его предпринимательские инстинкты вышли на первый план. Еще до того, как Великобритания покинула золотой стандарт, ходили слухи о возвращении Рооса в политику. Когда экономические условия ухудшились, он почувствовал уязвимость Херцога и с вожделением смотрел на премьерство.

 

Тилман Роос и кризис золотого стандарта

 

В начале 1931 года Эрнест Оппенгеймер отправил Роосу серию писем после личной встречи с ним. Не согласится ли добрый судья занять место в совете директоров De Beers с годовым вознаграждением в 5450 фунтов стерлингов? Нет необходимости говорить, что вы можете рассчитывать на мою поддержку вашей кандидатуры в качестве директора вышеупомянутых компаний [Consolidated Diamond Mines of South West Africa, Premier Diamond Mining Company, Jagersfontein mine и African Explosives and Industries] на указанный вами восьмилетний срок.⁹ Роос ответил, что ему будет "приятно" работать с алмазным магнатом.⁰ Кроме того, он хотел "создать небольшой резерв" для своей семьи, что требовало жестких условий: Роос настаивал на ежегодном гонораре директора в размере не менее £6000, выплачиваемом частями по £500 в месяц.¹¹ Эрнест с радостью согласился: он считал, что Роос может быть полезным политическим союзником, которого можно склонить к уступчивости приманкой корысти. Но в конце концов Роос струсил. Он проконсультировался с "ведущим судебным авторитетом", - доложил Эрнесту Роос, - и тот предостерег его от смены скамьи подсудимых на зал заседаний. Да и физическое состояние давило на него: рецидив проблем с почками заставил Рооса отказаться от директорства, и он с горечью сказал Эрнесту, что "последнее слово" сказало его здоровье, "которое уже второй раз стоит между мной и моими амбициями".¹²

Более реваншистские элементы Национальной партии Херцога считали Эрнеста Оппенгеймера зловещим апофеозом хищнического международного (под которым подразумевался еврейский) горнодобывающего финансового капитала. Поучительно, что империалистический, поддерживающий Смэтса Оппенгеймер был готов кооптировать республиканского националиста, пусть и носящего судейские мантии и слепо отправляющего правосудие. И это говорит о тщеславии (и явной скупости) Рооса, что он казался таким легкоубедимым. Это был ценный урок реальной политики, и, возможно, именно об этом думал Гарри Оппенгеймер, когда Роос в конце концов объявил о своей отставке с поста судьи. 16 декабря 1932 года, в День клятвы, Роос привлек к себе внимание драматической речью, в которой он призвал отказаться от золотого стандарта. (День обета - священный для африканеров праздник, отмечаемый в память о клятве, которую дали вортреккеры в 1838 году, готовясь сразиться с зулусскими воинами короля Дингана в битве на Блад-Ривер). По словам Рооса, необходимо новое правительство национального единства, чтобы ввести Южную Африку в эпоху после золотого стандарта. Вывод был очевиден: приходит час - приходит человек. Очевидно, здоровье Рооса пошло на поправку, и он был готов к возвращению. На самом деле он был готов обхаживать и националистов Херцога, и Южноафриканскую партию Смэтса, если это означало, что кто-то из них назначит его премьер-министром в Union Buildings, резиденции исполнительной власти в Претории. Гамбит Рооса принес дивиденды. Последовало спекулятивное бегство из южноафриканского фунта стерлингов, а вместе с ним пришло и внутреннее бегство за золотом. Инвесторы запасались драгоценным металлом, и акции золотых компаний на Йоханнесбургской фондовой бирже взлетели до небес. Гарри и его брат воспользовались этой возможностью: "Фрэнк и я вложили по 500 фунтов стерлингов в золотые акции", - записал он в своем дневнике. Нет никаких сомнений в том, что золотые акции должны расти. AAC [Anglo American Corporation] купила большую часть акций - 64 000 фунтов стерлингов за последние 10 дней". 27 декабря оно приостановило право конвертировать банкноты в золото. Связь с золотым стандартом была разорвана. Когда парламент возобновил работу в новом году, он принял Закон о валюте и обмене, который привязал южноафриканскую валюту к фунту стерлингов. Это открыло путь для притока капитала и резкого экономического подъема.¹⁴ Началась новая эра.

 

Брентхерст: Английский загородный дом в Хайвелде

 

Тем временем Гарри Оппенгеймер вступил в Новый год, прочитав стихи Роберта Бриджеса после праздничной ночи в загородном клубе Йоханнесбурга: "Это было обычное шоу с большим количеством шампанского и беспорядочными поцелуями, и я неожиданно получил огромное удовольствие", - признался он в своем дневнике.¹⁵ Во время праздников Брентхерст выполнял свою функцию английского загородного дома на Хайвелде. Среди новогодних гостей, остановившихся в поместье, были леди Сильвия Грант Лоусон (мать Робина); Бланш, леди Ллойд (жена Джорджа Амброза Ллойда, 1-го лорда Ллойда, бывшего британского верховного комиссара в Египте, а затем главы Британского совета); леди Милдред Фицджеральд (жена сэра Джона Фицджеральда, ирландского магната по производству напитков и гостиниц); дочь леди Фицджеральд от первого брака, Джин Фоллетт.

Тон и тон дневников Гарри Оппенгеймера этого периода несут на себе отпечаток оксфордской модности. Иногда кажется, что, когда он перелистывает страницы "Истории Генри Эсмонда" Теккерея или "Потерянного рая"