Камера - Джон Гришэм

Они начали прибывать после пяти часов вечера.Они ехали из самых дальних уголков Миссисипи, сидя в полном одиночестве зарулем в своих тяжелых автомобилях, дверцы которых были украшены изображениемпечати штата. У многих на крыше стояла мигалка. В открытых машинах над спинкойпереднего сиденья торчала турель для стрельбы из автоматического оружия. Накапотах гнулись длинные усики радиоантенн.

Они, шерифы, спешили. Каждого из них жителиокруга избрали для того, чтобы чувствовать себя защищенными от поднимавшегоголову беззакония. Каждый пробыл на своем посту много лет и неоднократнопринимал участие в неписаном ритуале банкета по случаю казни очередногопреступника.

Стол всегда поручали заботам мисс Мацолы, менюне менялось. Мисс Мацола жарила в свином жиру откормленных цыплят, натиралачесноком сочные окорока и пекла на чистом сливочном масле пышные, размером счайное блюдце, лепешки. Все это она готовила на кухне неприметного кафетерия,который находился позади солидного административного комплекса. Еду ставили настол ровно в семь, вне зависимости от количества присутствовавших.

После казни Тедди Доила Микса в 1982 годунынешний банкет обещал стать самым представительным, как, собственно, миссМацола и рассчитывала. Она регулярно читала газеты, знала историю Сэма Кэйхолладо мельчайших подробностей и ожидала приезда не менее пятидесяти гостей.

Проезжая под аркой ворот, шерифы оставлялимашины на стоянке и проходили внутрь. Держали они себя с достоинствомсредневековых рыцарей. Большинство составляли крупные мужчины с цепкими рукамии объемистыми желудками. Изнуренные долгой ездой желудки урчали.

Добродушно-грубоватые приветствия былинедолгими. Снедь исчезала с тарелок мгновенно. Насытившись, они перемещались ксвоим машинам, рассаживались на капотах и со спокойным удовлетворением следилиза тем, как темнеет небосвод. Лениво ковыряя в зубах спичками, они воздавалидолжное кулинарным талантам мисс Мацолы и вслушивались в треск радиоприемников:пора бы уже этому Кэйхоллу, пора. Они вспоминали предыдущие казни, делилисьпоследними криминальными новостями, обсуждали деяния своих сидевших на Скамье земляков.Слишком редко проклятые либералы открывают дверь газовой камеры!

Проводив недоуменными взглядами толпудемонстрантов, они степенно возвращались к столу, на котором высился огромныйшоколадный торт.

Дивно начавшийся вечер плавно переходил в великолепнуюночь.

Для блюстителей закона.

С наступлением темноты деятельность, чтокипела у ворот Парчмана, начала стихать. Куклуксклановцы и не подумаливыполнить просьбу Сэма. Они сидели на раскладных стульях и ждали. Жадно глоталиледяную воду скинхеды. К монашенкам присоединились спокойные и уравновешенныеактивисты “Международной амнистии”: вместе с сестрами во Христе они жгли свечи,читали молитвы, негромко распевали тягучие псалмы. Эта группа стараласьдержаться подальше от остальных.

Аналитикам был дан отбой. За пять долгих днейони сделали более двух тысяч звонков. Гарнер Гудмэн расплатился со студентами,конфисковал телефоны и от души поблагодарил помощников. Разочарованныеокончанием работы, молодые люди направились к капитолию, где на гранитныхступенях третьи сутки продолжалось бдение сторонников Сэма Кэйхолла. Люди ждаливестей из кабинета губернатора.

Один из студентов вызвался отнести телефонДжону Брайану Глассу, находившемуся на противоположной стороне улицы в зданиифедерального суда штата. Гарнер тут же позвонил профессору, Гетсу Кэрри и подконец связался с Джошуа Колдуэллом, старым приятелем, который согласилсяподежурить в Вашингтоне у офиса ответственного чиновника Верховного судастраны. Никаких новостей. Тогда он набрал номер аппарата, что стоял в“гостиной” Семнадцатого блока.

– Сэм заканчивает ужин, – сообщил Адам. –Говорить с вами деду не о чем, но он выражает искреннюю признательность всем,кто пытался ему помочь.

* * *

Когда термос с капуччино опустел, Сэм поднялсяиз-за стола. Донни нерешительно шагнул к двери: вот-вот ее должен распахнутьНаджент, поэтому проститься лучше сейчас. Окинув брата взглядом, он заметил налевом рукаве его новой рубашки небольшое пятно и попытался носовым платкомсмахнуть каплю растаявшего мороженого.

– Это уже не имеет значения, – заметил Сэм.

– Ты прав, – тихо откликнулся Донни, продолжаятереть. – Я пойду, Сэм. Через минуту они будут здесь.

Братья обнялись.

– Жаль, – дрогнувшим голосом произнес младший.– Жаль…

Глаза обоих повлажнели, но и только. Литьслезы на плече друг у друга? Невозможно.

– Будь здоров, – сказал Сэм.

– Обещаю. А ты помолись Богу, хорошо?

– Обязательно. Спасибо за все, Донни. Ты –единственный, кому было до меня хоть какое-то дело.

Донни закусил нижнюю губу, без слов пожал рукуАдаму и вышел.

– Что Верховный суд? – Вопрос прозвучал так,будто у Сэма еще оставалась надежда.

– Молчит.

Дед уселся на стол, принялся болтать ногами.

– Скорее бы все это кончилось, – раздельнопроизнес он. – Почему им необходима такая жестокость?

Действительно, подумал Адам, почему?

– В Китае к осужденному подходят сзади ипускают в затылок пулю. Ни чашки риса, ни прощаний. Вполне разумно.

В сотый, наверное, раз за вечер Адам посмотрелна часы. Время исчезло. Послышался негромкий стук в дверь.

– Заходите, – севшим голосом сказал Сэм.

В “гостиную” ступил Ральф Гриффин. С Сэмом онсегодня виделся уже дважды и воспринимал происходившее как пытку. Присутствоватьна казни капеллану предстояло первый раз в жизни. И последний, подумал Гриффин.Брат, занимающий неплохую должность в сенате штата, найдет ему другую работу.Священник кивнул Адаму и опустился на стул. Было почти девять вечера.

– Полковник Наджент уже ждет тебя в коридоре,Сэм.

– Посидим еще чуть-чуть.

– Хорошо.

– Знаете, святой отец, за последние два дня яо многом передумал. Честно скажу, во мне не осталось ни капли ненависти – развечто только к этому типу. Ничего не могу с собой поделать.

– Ненавидеть человека – большой грех, Сэм.

– Надеюсь, Господь простит мне и его.

– Наджент противен и мне.